Борис Иванов - За стенами города. Дезертир Ведерников

Ведерников посмотрел, но ничего особенного в коне не заметил: грязный коняга, прижав уши, мотает торбу с сеном. И пошел дальше.

День заканчивался, люди возвращались с работы. Никто не останавливался у газетных щитов, плакатов, приказов. Газетные заголовки были те же: «Все для победы!», «Сделаем наш город непреступной крепостью!», но появились плакаты, подтверждающие простой факт: «Враг у ворот!».

Направился к Московскому вокзалу.

У входа на его территорию маячили воинские патрули. Ведерников хорошо знал этот район. На привокзальной улице выбрал высокий дом с широкими лестничными окнами, выходящими на подъездные пути к вокзалу.

Еще недавно поезда пригородного и дальнего следования приходили в город и отправлялись от перронов каждые полчаса, — сейчас же с высоты пятиэтажного дома он увидел на боковых путях лишь несколько сборных составов без паровозов. Там сновали люди. В некоторых теплушках топили печки. Разглядел козу, привязанную к вагону. На протянутых между вагонами веревках сушилось белье. Железная дорога была мертва. И хотя Ведерников помнил слова Ефима, он был потрясен. Это означало: железные дороги, ведущие в город, немцами перерезаны. Если автомобильные дороги тоже перекрыты, город окружен!

— Вам кого? — услышал он за спиной хриплый басок.

Ведерников обернулся, показав незажженную папиросу, спросил:

— У вас не будет спички?

— Вам кого, я спрашиваю, — повторил мужчина, выдвигаясь из дверей квартиры на лестницу.

Ведерников отмахнулся и стал спускаться к выходу.

— Нет, я вас так не отпущу! — жилец схватил Ведерникова за локоть.

Только теперь Ведерников разглядел этого человека в домашней куртке, из-под которой выглядывала белая майка, седые волосы на груди начинающего жиреть тела. Злые глаза были совсем рядом.

— Что вам надо? — спросил Ведерников чужим голосом. — Перестаньте меня держать! Я не обязан перед каждым отчитываться! Вы отпустите меня или нет?

Он говорил тихо, подавляя в себе страх и отвращение к этому человеку, который загнул за спину его руку.

— Не-е-ет, — сладким голосом протянул мужчина, — я вас так не отпущу.

— Вы пожилой человек, а, как ребенок, полагаете, что поймали шпиона. Я такой же шпион, как вы. Я спросил у вас спички…

Человек стоял на ступеньку выше. Удар головой пришелся ему как раз в лицо.

Ведерников оглянулся, когда оставил позади лестничный пролет: наверху человек двумя ладонями зажимал нос.

На улице завернул за угол, потом еще несколько раз менял направление. Теперь прохожие не казались ему такими безобидными. В каждом видел человека с пятого этажа, — прицепиться мог любой. Теперь он должен притворяться таким, как все.

Мерзавец, пытаясь вывернуть ему руку, содрал пластырь с больной лопатки. Зашел в аптеку. В очереди женщины говорили об артиллерийских обстрелах и начавшихся бомбежках. Накупил лекарств и отправился в булочную.

Он еще ничего не успел сказать, продавщица первая спросила его:

— А как ваша жена? Вы часто заходили к нам вместе…

— Жена уехала. Она не попала бы в мое глупое положение: не потеряла бы карточку на хлеб…

Женщина попросила его подождать. Когда последние покупатели ушли, пояснила:

— Сейчас я еще могу вам помочь. Но скоро порядки станут очень строгие…

— А мужчины будут по-прежнему терять карточки…

Продавщица рассмеялась.

— Я буду благодарен вам, если вы меня выручите…

Его перебила товарка продавщицы:

— Маша, я пошла.

— До завтра, Лина.

Ведерников подождал, когда Лина удалится.

— Вы запомнили мою супругу, а я вас: вы вежливы и быстро обслуживаете покупателей.

— Серьезно? — откликнулась продавщица. — Но ваша жена красавица.

Ведерников вспомнил письмо Нади: «руководителя», с которым она ехала в Самарканд в одном купе, и ее просьбу выслать блузку и юбку. Легкое ухаживание за продавщицей представилось ему справедливым отмщением.

— Маша, вы слишком скромны.

— Мне иначе нельзя, — засмеялась женщина, — мой муж на фронте.

— Что он вам пишет?

— Если бы писал!

Продавщица нашла авоську, вложила в нее буханку хлеба и несколько черствых батонов, от которых он не отказался. Ушел с чувством, что они друг другу понравились.

Лошади втягивали телеги во двор. Дворник пояснял любопытным: беженцы боятся остаться на улице: ожидается новый воздушный налет.

Во дворе запахло сеном и лошадьми. Поднимался по лестнице, шаря по карманам в поисках ключа. У дверей квартиры остолбенел: «Идиот! Это невозможно! У тебя же нет ключа». Что случилось с головой… Оперся лбом в эту проклятую дверь. «Я оставил голову на овсяном поле». Когда в его жизнь вмешивались подобные бессмыслицы, готов был уничтожить самого себя.

Спустился во двор. Направился к уже знакомому колхознику.

— У меня просьба, у вас случайно не найдется топор или что-то вроде ломика?

— Как без топора? Есть такой, — и вытащил топор из-под сена. — Ну как, возьмете?.. Нет?.. А на время, пока не пристроят нас, оставить у вас нельзя?.. Нас же распустят. Коней заберут в армию. А куда свое девать?!

За мешком, прикрытым рогожей, виднелась детская головка.

Фырканье лошадей, мужик в кепке, дворник, получивший вдруг под свой надзор не только жильцов дома, но и бесправных кочевников, умный взгляд детских глаз, ветер, ворошащий клочья сена, — все это переместило инженера в мир совсем не его забот. И он ощутил себя не лучше, чем колхозник, также выброшенный из своей жизни.

Подмигнул существу под рогожей.

— Хорошо, на время оставить можешь…

С дверным замком они справились вместе. В квартире Ведерников указал, куда поставить мешок. Сказал, что всякое может случиться, поэтому, чем быстрее мешок заберет, тем лучше.

Вспомнил детскую головку и протянул игрушечный танк Кости. Колхозник усмехнулся. Повертел игрушку.

— А у меня девочка. Да бог с ней, пусть играет.

Ведерников проводил колхозника до двери и тщательно ее запер. Он не был уверен, что во дворе и на лестнице никто не обратил внимания на его историю с дверью. В дополнение — эта ненужная и подозрительная, если смотреть со стороны, возня с мешком.

Когда в дверь позвонили, подумал: «Вот заслуженное наказание за эти глупости». Тихо подошел и замер. Позвонили еще и еще. Потом услышал:

— Это я, я, беженец!

Ведерников поспешил открыть: он не должен оставлять у людей впечатление, что от кого-то прячется.

Колхозник мимо него втащил в квартиру еще мешок.

— Возьмите, дорогой товарищ. Горох тут. Ведь все это трудов стоит, не выкидывать же.

— А я только начал переодеваться, а вы уже… такую тяжесть успели ко мне поднять. — Ведерников хотел понравиться колхознику. — Может быть, вам что-нибудь нужно?