Мирко Благович - Futurum comminutivae, или Сокрушающие грядущее (СИ)

Оттолкнув кресло, резко подскакиваю. Рывком бросаюсь к выходу. С Юлией попрощался? Документы забрал? Нет? Какая разница! Быстрее на свежий воздух. Быстрее, быстрее, быстрее! Нечем дышать. Нечем дышать. Не могу дышать. Хочу кричать. И тоже не могу. Тяжёлый воздух, словно ртуть, затекает в лёгкие, а обратно – никак. Задыхаюсь. Задыхаюсь. Кумушкин, что же это такое? Что мне делать? Чем помочь? Состояние – полный провал. Беспомощность. Бессилие. Шок. Хочется упасть на пыльный асфальт и забыться. Центр города? Ерунда какая! Падаю на край какого-то грязного бордюра. Присаживаюсь. Обхватываю голову руками. Согнувшись, замираю.

***

Мимо проносятся суетливые машины. Малотоннажные грузовички, легковушки, джипы. Глухо хлопнув раскладной этажеркой дверей, от остановки отвалился автобус. А где мой «Жигулёнок»? Да, припоминаю. На стоянке. Нужно идти. Вставай, Николаич. Нужно идти. Вставай. Нет, не хочу идти. Не хочу. Нужно скорее ехать! Не хочу ехать. Страшно. Не хочу. После онкологического центра не останется никаких шансов на ошибку. Никаких иллюзий. Не хочу. А чего же я хочу? Не знаю. Хотя, нет. Как раз-то знаю. Знаю! Хочу сесть посреди дороги и диким рыком рычать на всю Вселенную. Кричать, срывая связки, на всю планету. Визжать что есть мочи, судорожно сжимая и разжимая пальцы рук! Бить кулаками асфальт. Да. Знаю, чего хочу! Знаю! Хочу стереть эти несколько часов из памяти. Хочу стряхнуть с себя весь этот кошмар, схватить телефон, набрать кума и, услышав его весёлый голос, воскликнуть: «Кумушкин, холостяцкое ты балбесище! Жив-здоров, курилка! Мне такая ерундовина привиделась!»

Но я в реальности. И она не отступает. И не отступит. Нужно идти. Там кум. Один совсем. Нет, не один. С Ленкой. Но без меня. Нужно идти. Тяжело приподнимаюсь. Словно слепой, неуверенно перехожу проезд. Кто-то сигналит? Ну и что. Какой пустяк! Иду на стоянку. Вот оно, моё корытце. Где ключи? Пошарил по одежде. Да, вот они, в правом кармане. Открываю дверь. Сажусь за руль. Вгоняю ключ в замок зажигания. Прокручиваю. Запускаю двигатель. Выжимаю сцепление. Первая передача. Трогаюсь. Вторая. Третья. Четвёртая! Разгоняюсь. Несусь. Опять сигналят. Визг покрышек. Я промчался на красный? Извините, очень вас прошу. И пошли все вон!

Лечу, вдавив педаль до упора. Плохо вижу проезжую часть. Перед глазами разворачивается туманная картинка. Как в дешёвой компьютерной игре. Под капот набегает сталь дороги, мимо летят деревья. Кого-то обгоняю. Кто-то меня обгоняет. Кто-то движется навстречу. Зазевавшийся пешеход, матерясь, отпрыгнул на обочину. Чего орать-то? Я виноват? Зебра? Извини, брат. Действительно, не хотел. Не видел. Да и плевать мне! Главное, что я доеду. Обязательно доеду. Потому что мне нужно доехать. Очень нужно доехать. К кумушкину.

И я ещё сильнее вдавливал педаль акселератора!

С уголков глаз к подбородку медленно скатываются слёзы. Щекочущие капельки скользят по щекам, срываются на рубашку, на пиджак, оставляют на одежде тёмненькие солёные точечки. Я что, пла́чу? Вот так дела! Мне нельзя. Я ведь взрослый. Дядька уже. Хотя, какая разница! Мне всё равно. Плевать! Мне просто нужно побыстрее доехать к месту назначения, которое выворачивает душу, как никакое другое на планете…

Отделение сестринского ухода

Здание областного онкологического центра. Серая, мёртвая, жуткая громадина. Недалеко от въезда, во внутреннем дворе центра я заметил небольшую церквушку. Паркую машину. Плетусь к проходной. Я здесь никогда ещё не был. И мне страшно. Страшно от всего. От скорой потери близкого человека. От безысходности. От царящих здесь жути, боли, кошмара. Щербатые коробки больничных корпусов угнетают разум. Атмосфера сырого, гнилого, вонючего кладбища парализует волю. Колючее шило ужаса царапает сердце. Мне тут страшно, очень страшно.

«Вот, оказывается, где он находится, ад на земле. Жутко-то как, Господи!»

На проходной меня тормозят бравые охранники. Интересуются, куда это я направляюсь. Называю фамилию. Сверяют по компьютеру данные. «Вы тут в первый раз?» – «В первый». Объясняют, где что расположено, куда идти и как вести себя на территории онкологического центра. Почему-то спрашивают, готов ли я. Что бы это значило? К чему готов? Какая разница, готов я или не готов? Всё равно пройду. А что, попытаетесь не пропустить? Я бы вам сейчас этого не советовал.

Всё хорошо. Успокаивают. Пропускают. Бросают вдогонку, что им очень жаль. Вам? Очень жаль? Блин, да вам вообще глубоко начхать, настанет для моего кумушкина завтра или нет! И в эти стены тоже пробралось лицемерие Системы!

Иду к центральному корпусу. По скулам вновь текут обжигающие слёзы. Украдкой стираю их платком. Поднимаюсь по входным ступенькам. Захожу. Направляюсь к стойке регистратуры. Комната в тумане. Порывшись в бесчисленных бумажках, книжках и закладках, регистратура направляет меня в отделение сестринского ухода. Почему такое странное название? «Потому что там находятся лежачие больные. Оттуда уже никто не выходит», – буднично объясняет равнодушная дежурная. Спасибо. Поддержали. Час от часу не легче.

Выхожу из корпуса. Набираю номер кума. Звоню Ленке. Пусть подскажет, куда идти. Слушаю гудки… Прострация… Гудки… Прострация… Гудки… Ну же, Ленка, бери трубку! Нервы звенят медными струнами. Ленка отвечает на звонок. Что-то говорю ей. Объясняю. Она мне тоже что-то объясняет. Поворачиваю за угол здания. Иду. Я на верном пути. До кумушкина мне осталось всего ничего. Пятьдесят шагов. И последние два или три дня…

***

Отделение сестринского ухода. Неказистое одноэтажное строение с тяжёлыми входными дверями. Чем ближе подхожу к отделению, тем медленнее шаг. Ещё ближе. И ещё медленнее. Как будто моя пешеходная скорость в состоянии отсрочить что-то жуткое. Захожу в отделение. Там полумрак. Темнота, тишина и неприятный запах. Это запах неживого мира. Сладковато-приторный, лекарственно-гнойный, с нотками ужаса и послевкусием мучительной смерти.

В гулкой темноте коридора рассмотрел одинокую женскую фигурку. Она вросла плечиком в серую казённую стену и, спрятав лицо в ладони, плакала. Это была Ленка. Я тихонечко подошёл. Она медленно повернулась ко мне. Узнала. Шагнула навстречу. Обняла вялыми ручонками, зарылась у меня на груди. Плачет. Я в полном шоке.

Приподняв голову и умоляюще заглядывая мне в глаза, Ленка с видимым усилием прошептала:

– Виталь, что же это такое? Это бред… это не с нами… да? За что? А?

Что я мог ей сказать?! Молчу. Поглаживаю её по голове. До боли стиснул зубы, и снова не хватает дыхания. И снова ртуть воздуха.

– Где кумушкин? – с трудом разлепил губы.

– В палате…

– В сознании?

– Нет… Сегодня утром ещё разговаривала с ним, сидела рядышком…