Мирко Благович - Запрограммированная планета (СИ)

Но большую часть семейного фонда отец заработал в двухгодичной командировке, в Ираке. В 90-х годах прошлого века советские специалисты, желающие подработать за бугром, для Ирака, Сирии, Египта и ЮАР были дешёвой и доступной рабочей силой. Потому и востребованной. Это сейчас Ближний Восток лежит в руинах. После того как в этот регион засунули нос североамериканские политиканы, горит Сирия, горит Ливия, горят Тунис, Египет, Йемен. Содрогается от террористических взрывов Ирак. Ещё двадцать – тридцать лет назад это были благополучные страны, в которых жили счастливые семьи, рожающие по пять-шесть детишек. Женщины в этих странах не работали, воспитывали детей, поддерживали семейный очаг, к обеду и ужину накрывали щедрые столы. Сейчас же, под руководством доброго дядюшки Сэма, там бегают оголтелые террористические отморозки и горланят о всемирном халифате.

В Советском Союзе в 90-х творилось нечто подобное, только без террористов. Сотнями останавливались предприятия. В руинах лежала оборонка. Митинги, безработица, отчаяние поглотили некогда великую и гордую страну. Замороженные на сберегательных счетах вклады превратили зажиточный работящий народ почти что в бомжей. В обществе проявлялись первые признаки голода. Вот и стремились инженеры, технологи, конструкторы, монтажники и водители в стабильные и сытые страны Ближнего Востока. За робкие взятки продавливали загранкомандировки, собирали потрёпанные чемоданчики и отправлялись куда-то очень далеко, за горизонт, зарабатывать для семьи кусок горчичного батона с маслом и колбасой.

Советские инженеры имели за спиной мощнейшую образовательную подготовку, закреплённую многолетним опытом работы на предприятиях различных отраслей лёгкой, тяжёлой, химической промышленности, машиностроения. Но прижимистая загранка к советским трудовым мигрантам особой щедрости не проявляла и жаловала нашим высококлассным специалистам, ни много ни мало, несчастные 600–800 американских долларов в месяц. Ну, от силы, тысячу. При уровне жизни большей части населения, проживающего на то время в Египте, Ливане, Сирии, Ираке и Кувейте, уровень подобных зарплат соответствовал доходам местных уличных носильщиков (хаммалов). Оплата за тяжелейшую работу в адских условиях, на которую подряжались наши мужики, выглядела откровенно оскорбительной. Но для терпящего крах Советского Союза, с отсутствием в нём каких-либо зарплат вообще, ближневосточные предложения по трудоустройству казались сказочной роскошью.

До сих пор помню день, когда отец вернулся из командировки. Когда разобрали чемодан, в глаза мне почему-то бросился отцовский старый ремень на брюках. Ремешок этот я знал очень даже предметно. Сгоревшая на стене соломенная сова, разломанная мебель, разбитая из рогатки трёхлитровая бутыль с подсолнечным маслом, надувание печным газом воздушных шариков, кухонный чемпионат по скоростному забегу тараканов, школьные прогулы и прочая тысяча крупных и мелких преступлений систематически кляузничали этому элементу одежды. На ремне теперь отчётливо виднелись темные пятна от въевшейся в него какой-то жидкости. «Это, сынок, пот, – просто объяснил отец. – Когда батрачишь изо дня в день при плюс шестьдесят по Цельсию, обильный пот, стекая по спине к поясу, выедает брючный ремень, словно кислота».

Только представьте себе, друзья, условия жизни и работы наших инженеров! Вагончики, в которых проживали советские специалисты, располагались в самом сердце жаркой Сирийско-аравийской пустыни. Эти жилые прицепчики представляли собой металлические однокомнатные будочки, с крошечным встроенным туалетом и кухонным откидным столиком тридцать на тридцать сантиметров. Душ – на улице. Холодильника нет. (Хотя бы потому что для него нет места). Под палящим аравийским солнцем эти президентские апартаменты нагревались до состояния раскалённого утюга.

Вокруг городка, состоящего из тридцати – сорока таких будок, натягивалась металлическая проволока – своеобразная граница поселка. Ползающие под ногами скорпионы, песчаные удавчики и ящерки давным-давно никого не пугали. Они запросто проникали в будки, по ночам бегали и ползали по кровати, по рукам и ногам отдыхающих ребят, шуршали бумажными пакетами с недоеденными кусками лавашей и финиками. Днём – пятьдесят–шестьдесят градусов выше нуля. А ночью – резкое похолодание до минус десяти. И так каждый день. Каждую ночь. Из месяца в месяц. Правда, от аравийской кочегарки была и польза – в таком температурном режиме за пару недель излечивались самые запущенные случаи гайморита. А в остальном – сплошной беспросветный мрак.

Периодически, особенно в мае – июне, в небе, свирепствуя, закручивались пустынные бури. Взмывая ввысь, песчаная пыль со свистом обрушивалась на крохотные вагончики. Вездесущая каменная крупа скрипела на зубах, забиралась под рубашку, путалась в волосах, мешала дышать. Взмывая на высоту до двухсот метров, тонны песка с рёвом накрывали собой всё живое. Человек, покинувший укрытие и попавший в эпицентр песчаной бури (самума), практически лишался шансов на выживание.

Питание – исключительно за свои. Разумеется, питались наши мужики тоже очень скромно. Лаваши, вода, чай, дешёвые сладости, финики, домашние советские консервы. Иногда, конечно, можно было выезжать в отдалённые провинции – на рынки Эль-Амары или Басры, подальше от Багдада, покупать дыни, маслины, баклаву (фисташки в патоке), арбузы, плов, бобовый суп – бейзар, бараний кебаб, форель, другие местные изыски, но экономить всё равно старались добряче. Кому же охота было поехать на заработки и проесть всю зарплату? Хотя, опять же, по рассказам отца, находились и такие. Пьянки, гулянки, девчонки за валюту, марихуана. С какими глазами эти персонажи домой в семьи возвращались, оставалось только догадываться.

Вода на Аравийском полуострове – мутная и затхлая. Но чтобы избежать обезвоживания организма, пили её в том пекле как можно больше и чаще. Для этого воду предварительно пропускали через самодельные ватно-марлевые фильтры – куски труб с тампонами из ваты и марли, между которыми засыпался калёный пустынный песок. Выпивали этой вонючей заразы, самое малое, по пять-шесть литров в сутки.

Одним словом, не загранкомандировка, а практика на выживание.

Мама, насколько позволяли наши скромные семейные финансы, один раз в месяц отправляла отцу продуктовые посылки – знала, в каких условиях он зарабатывает обещанные валютные крохи. Помнится, однажды я увидел, как мама, собирая очередную посылку, закатывала в бутыли прожаренную на сковороде вермишель. Так меня это поразило! Как закатывают летом помидоры, ратунду, огурцы с чесночком и укропом – такое я видел. Но вот чтобы вермишель… Макароны в трёхлитровых бутылях с жестяными крышками, промасленные консервы с жирной и сытной солдатской тушёнкой, сдобные сухари, квадратные гречневые супы-полуфабрикаты, консервированная капуста с фаршем «Завтрак туриста» – такая сухомятка хотя и разбавляла рацион командировочных, но панацеей от скудного питания всё же не являлась.