Джон Грин - Уилл Грейсон, Уилл Грейсон

Но я не могу гнать с такой скоростью, с какой накрывает Тайни. На съезде с Лейк-шор – остается шесть минут – у него уже не просто язык заплетается, он при этом еще и орет без умолку, разглагольствуя о Фейсбуке, о том, что вежливость в обществе выродилась и так далее. Джейн, у которой на ногтях пальцев черный лак, принимается массировать слоновьи плечи Тайни, но тот все равно продолжает плакать, я пропускаю все светофоры, перед нами медленно разворачивается Шеридан. Со слезами смешиваются сопли, и все это пропитывает футболку Тайни.

– Далеко еще? – интересуется Джейн.

– Он живет недалеко от Центральной.

– Боже. Тайни, успокойся. Тебе просто поспать надо, малыш. А завтра все станет немножко лучше.

Я, наконец, сворачиваю на его улицу и, объезжая рытвины, подкатываюсь к флигелю Тайни. Выскакиваю из машины, наклоняю вперед свое сиденье, чтобы Джейн вылезла. Потом мы оба идем к пассажирской дверце. Джейн открывает ее, склоняется к Тайни и благодаря какой-то чудесной ловкости рук расстегивает ремень безопасности.

– Вот так, Тайни, пора в кроватку, – говорит она.

– Я дурак, – отзывается тот и издает такой всхлип, который, наверное, сейсмологи в Канзасе зафиксируют. Но все же он вылезает из машины и, шатаясь, ковыляет к своей двери. Я иду за ним, просто чтобы убедиться, что он нормально в кровать уляжется, и, выясняется, правильно делаю, потому что Тайни оказывается не способен нормально лечь в кровать.

Пройдя шага три по гостиной, он замирает на месте. После чего разворачивается и пристально смотрит на меня, сощурившись, словно впервые видит и никак не может понять, что я делаю у него дома. А потом Тайни стягивает с себя футболку. И, глядя на меня все с тем же недоумением, неожиданно говорит совершенно трезвым голосом:

– Грейсон, надо что-то менять.

– Что? – выдыхаю я.

– А вдруг иначе мы окажемся, как все остальные, в Убежище?

Я снова намереваюсь чтокнуть , ведь в баре все были куда круче наших одноклассников, да и куда круче нас самих, но тут понимаю, о чем он. Вот что Тайни имеет в виду: «Вдруг мы окажемся взрослыми, ждущими возвращения группы, которая и не собирается больше выходить на сцену?» Тут я замечаю, что Тайни тупо смотрит на меня, раскачиваясь из стороны в сторону, как небоскреб на ветру. А потом падает мордой вниз.

– Ой, – слышу я за спиной голос Джейн и только тут понимаю, что она тоже с нами. Тайни, уткнувшись лицом в ковер, снова начинает плакать. Я долго не свожу глаз с Джейн, и на ее лице медленно появляется улыбка. И оно от этого целиком меняется – брови приподнимаются, показываются безупречные зубы, вокруг глаз образуются мелкие складочки – раньше я этого то ли не видел, то ли не замечал. Она становится красавицей так внезапно, что это подобно волшебству – хотя это не значит, что мне захотелось очень близко с ней познакомиться или типа того. То есть я не хочу и придурком показаться, но Джейн не в моем вкусе. Волосы у нее катастрофически кучерявые, и тусуется она в основном с пацанами. Я предпочитаю девчонок малость подевчоночнее. Да и, если уж совсем честно, мне даже те, кто в моем вкусе, не особенно нравятся, не говоря уж про остальных. Хотя я не асексуален – просто всякую романтику-драму не выношу.

– Давай в кровать его уложим, – наконец говорит она. – Нельзя же, чтобы родаки нашли его утром в таком виде.

Я опускаюсь на колени и прошу Тайни встать, но он лишь плачет и плачет, так что в итоге мы с Джейн садимся слева от тела и перекатываем его на спину. Переступив через Тайни, я наклоняюсь, понадежнее ухватываю его подмышку, Джейн делает то же самое с другой стороны.

– Раз, – начинает Джейн.

– Два, – продолжаю я.

– Три, – кряхтит она. Но ничего не происходит. Джейн маленькая – я прямо вижу, как у нее сужаются плечи, когда она напрягает мышцы. Я свою половину Тайни тоже приподнять не могу, так что мы решаем оставить его на полу. К тому времени, как Джейн накрыла его одеялом, а я подоткнул подушку ему под голову, он уже захрапел.

Мы едва не ушли, но тут Тайни принимается заливаться собственными соплями, издавая при этом ужасные звуки, напоминающие храп, только куда более зловещие и сопровождаемые бульканьем. Я склоняюсь к его лицу и вижу, как он втягивает носом и выпускает из себя мерзостные пузырящиеся сопли, скопившиеся в течение последнего этапа его плакательного марафона. И их так много, что я начинаю бояться, как бы он не захлебнулся.

– Тайни, – говорю я, – тебе высморкаться надо, чувак. – Но он даже не шевелится. Я тогда сажусь и ору прямо в его барабанную перепонку: – Тайни! – Безрезультатно. Джейн хлещет его ладонью по лицу – и весьма неслабо. Nada [3]. Лишь страшный, булькающий соплями храп.

И тут до меня доходит, что Тайни Купер даже нос себе прочистить не сможет самостоятельно, что противоречит второй половине отцовской теоремы. И вскоре после этого я уже опровергаю ее целиком, прямо на глазах у Джейн удаляя сопли из носа своего друга. И вкратце: друзей не выбирают; они сами высморкаться не могут; а вот я могу – хотя даже нет, я должен – делать это за них.

меня постоянно разрывает между двумя вариантами: либо убить себя, либо всех вокруг.

но другого выбора я не вижу. все остальное – это попросту убивать время.

я иду через кухню к задней двери.

мама: позавтракай.

а я не завтракаю. никогда не завтракал. с тех самых пор как научился выходить через заднюю дверь без завтрака.

мама: ты куда?

в школу, мам. ты это тоже должна попробовать как-нибудь.

мама: убери волосы с лица, мне так глаз не видно.

понимаешь ли, мамочка, в этом весь чертов смысл .

мне ее жаль – правда. реально паршиво, что у меня вообще должна быть мать. иметь такого сына, как я, наверняка хреново. к подобному разочарованию подготовиться просто невозможно.

я: пока.

«до свидания» я не говорю. по-моему, это полный бред. может, после этого мы скорее созвонимся или спишемся, чем свидимся. но нет, когда уходишь, надо говорить именно «до свидания». я этой традиции следовать отказываюсь. я иду против нее.

мама: хорошего д…

дверь-то закрылась на полуслове, но я все равно догадываюсь, чем должна закончиться фраза. раньше мама говорила: «увидимся!», но меня это так достало, что однажды утром я ей объявил: «нет, не увидимся».

мама очень старается, и попытки эти такие жалкие, сам их факт. мне даже хочется сказать ей: «мне искренне тебя жаль». но за этим последует целый разговор, который, возможно, перейдет в ссору, после чего я почувствую себя виноватым, и придется переезжать в портленд или еще куда.

кофейку бы.

каждое утро я молюсь, чтобы школьный автобус разбился и мы все погибли бы в пожаре после аварии. мама подаст в суд на компанию, выпускающую школьные автобусы, за то, что они не делают ремни безопасности на сиденьях, получит за мою трагическую смерть куда больше денег, чем я заработал бы за всю свою трагическую жизнь. разве только адвокаты компании, выпускающей школьные автобусы, убедят судью в том, что моя жизнь все равно оказалась бы говном. тогда они просто откупятся от мамы подержанным «фордом-фиестой» – типа они квиты.