Мария Хаустова - Мамочка из 21-го бокса

– Сиди. Я домою, – скомандовал Женька.

Он запустил швабру с тряпкой в эмалированное ведро с коричневой водой и, поболтав ей там, отжал сырую материю большими жилистыми руками.

– Как ты ей моешь? – спрашивал он меня, махая лентяйкой, как волшебной палочкой.

– Обычно. А чего? – болтая ногами под партой, не понимала я.

– Да больно мал инструмент! – засмеялся он.

– Так уж и мал? По мне так в самый раз! – твердила я. – Ты сколько ростом, Жень?

– Да я, малыш, всего лишь метр восемьдесят шесть! – ухмыльнулся мой помощник.

– Ну, вот! А я на двадцать сэмэ ниже! – улыбалась и я.

– Сиди давай! Размахивай своими короткими дальше! – заметив, как я вихляюсь на парте, сказал Женя. – Смотрю, спина-то уже и прошла!

Я же, забыв о своём недуге, сидела уже навеселе. «Точно! Прошла! Давай сама домою! – подбежала я к нему. – Давай-давай!»

– Иди на место! Я сам! – не сомневаясь ни секунды в своём решении, проговорил он.

– А мама твоя сказала, что ты тут не так давно трудишься. Нравится?

– Да не очень.

– У меня к тебе предложение есть.

– А-а, вот оно что! – обрадовалась я, но, не зная, чего ожидать, заглянула Женьке в глаза. – А какого характера?

– Такого! – схватив ведро, пошёл он в конец коридора.

– Э, а ты куда? – окликнула его я.

– Воду менять! – не поворачиваясь, ответил он.

– Так в другую ж сторону надо!

– Так бы и сказала! – развернулся он.

«Здравствуйте, Вера Борисовна! Я всё! Спокойной Вам ночи! До понедельника!» – говорила я пенсионерке-охраннику, выходя из школы. «До свидания!» – кивнул ей и Женька. Он открыл заледенелую с внешней стороны дверь и подал мне руку: «Здесь скользко». Серая варежка попала ему в руку, и он сжал её сильно-сильно. «Зимний вариант рукопожатий!» – улыбнулась я. «Нормально! Ты же девушка. Тебе снимать рукавицу не пристало! Тем более холод такой», – улыбнулся он своей белозубой улыбкой. Он помог мне спуститься с неудобного крыльца. У школьных ворот стояла чёрная «Тойота». Я улыбнулась: «Твоя?» «Моя», – ответил Женька и побежал открывать мне дверцу. Я подошла к машине и ойкнула. «Чего? – смотрел на меня он. –  Что случилось-то?!» «Сумку с тетрадями в кабинете оставила. Погоди – сбегаю!» «Может, помочь?» – предложил он. «Тут сиди – сама спавлюсь!» – быстрым шагом я шла по заснеженной дорожке.

Я включила свет в аудитории и со спинки учительского стула сняла пузатую сумку, наполненную тонкими зелёными тетрадями с контрольными работами. Из бокового карманчика достала складное зеркальце и сразу же раскрыла его. Тушь скаталась комочками на моих ресницах и предательски спадала на кожу вокруг глаз, губы потрескались и болели… И только щёки розовели по-прежнему, предательски твердя о том, что всё хорошо. Я на минуту остановилась у стола, и первый раз подумала про Женьку, не как про друга. Ведь говорят же: иногда нужно обойти весь мир, чтобы понять, что эвкалипт рос у твоего собственного дома.

«Ну, я готова!» – подкидывая сумку на плече, садилась я в блестящий автомобиль. «Домой?» – спросил меня Женька и, не отводя взгляд какое-то мгновение, пристально посмотрел на меня. Я поймала себя на мысли, что чувствую, как по мне бегут мурашки, и не могу вздохнуть до конца. Как так-то? Он же просто друг… Женька наклонился надо мной и полез рукой куда-то в ноги. Покрасневший он вынырнул от моих сапог и, мотнув головой, подал мне рукавичку: «Потеряешь ведь!» Я покраснела не меньше его, придумав за эти несколько секунд миллион причин, из-за которых он туда мог полезть.

Мы посмотрели друг на друга и громко рассмеялись. «А ты чего подумала?» – смеялись его ямочки на щеках. «А то! – хохотала я. – Откуда ж я знаю, чего тебе надо от моих ног! Может, молнию решил подправить!»

Женька завёл автомобиль и, отпуская сцепление, надавил на газ: «Поехали!»

Всю дорогу он смотрел вперёд и лишь изредка – на меня. Нет, я не заглядывала больше ему в глаза. Но, когда отворачивалась, чтобы посмотреть в другую сторону, чувствовала, что он наблюдает за мной. «А-а-а! Какое это нервное чувство!» – еле сдерживая улыбку, чувствуя его взгляд на своей левой щеке, думала я.

Снег падал на лобовое стекло и дворники не успевали с ним справляться.

– Вот это снегопад! Да, Машенька? – разбавил тишину Евгений.

– Ага-а! – натягивая рукавицу на руки, проговорила я. –  А мне нравится! Глянь, какие деревья пушистые! Будто с картинки срисовано!

– Да.

Вдруг Женька затормозил и приоткрыл окно. Стая собак неслась около машины. «Ав-ав! Ав-ав!» – дразнил их Женька. Он открыл окно и у меня и сказал: «Глянь, как за нами несутся!» «Э-эй! – напугалась я. – Закрой у меня! Поехали скорей! С ума что ли?» Тот остановился на мгновение и, дождавшись, когда свора соберется полностью, дал по газам. Громкий лай нескольких десятков собак, пустившихся в погоню за нами, был слышен ещё несколько перекрёстков. «Нуты дурак! – смеялась я. –  Я чуть с ума не сошла!» «Весело, да?!» – глубоко дышал Женька. «Нет уж! Не больно!» – отходила от страха я.

«Варенька! Привет!» – здоровался он с моей дочкой. «Ой, глупый-то я какой! Я же совсем забыл! Совсем забыл!» – залезая ногами в ботинки, тараторил Женька. Он убежал и появился на пороге с большим мешком. «Это тебе, малыша моя!» – раскрыл он огромный пакет. Варька кинулась ему на шею: «Зеня! Зеня пиехал!»

«Узнала, моя хорошая! Узнала! Помнишь, как мы с тобой у Николаевны играли? А как в больницу ездили? Помнишь?» – гладил он мою дочку по голове. Та, внимая каждому его слову, не отводила от него глаз.

Женька посадил её к себе на колени и сказал, чтобы я достала всё из пакета. Когда Варька увидела все сладости и игрушки, её ликованию не было предела. Она хлопала в ладоши и целовала Женьку в щёки и глаза.

Я стояла в недоумении и не понимала, как себя вести дальше. О чём таком важном он хотел со мной поговорить? Какое предложение сделать? Мы не виделись несколько месяцев. И даже не созванивались ни разу. Он только передавал приветы через Николаевну и спрашивал о Варькином здоровье…

– Ну? Долго вы там ещё? – звала нас мать на кухню. – У меня всё готово! Идите есть!

Женька посмотрел на меня: «А я проголодался!.. Поломойщику полагается пайка за труд?»

– Полагается! – взяла его за руку я и потащила к столу.

– Ну, вы кушайте, а мы пойдём укладываться спать. – уводила мама Варюшку в комнату.

Пюре с котлетами так и лежало на моей тарелке. Я почему-то не могла при нём есть. Мне казалось, вдруг у меня упадёт что-то с ложки или я не так начну жевать. А вдруг я подавлюсь или ещё что-нибудь в этом роде. Женька, запивая еду компотом, поглядывал на меня: «Ты почему не ешь?» «Да ем я, ем…» – бралась я за вилку. «Ешь давай, да спать пойдём: завтра у нас трудный день!» – проговорил Женя. «Трудный? – удивилась я. – Выходной же!» «Ну, не так выразился. Вечно ты к словам цепляешься! Плодотворный ещё можно сказать!» – уточнил он.