Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том II (СИ)

За’Бэй склонился шепнуть что-то графу, и тот с охотой кивнул.

— А теперь, — чуть повысил голос Скопцов, — город официально полностью закрыт, все выездные аннулированы, телеграфные провода обрезают, а все почтамты заняты солдатами. Как я уже упоминал, Охрана Петерберга планирует создать новый совещательный орган из всяческих авторитетных людей, к прежней власти отношения не имевших, — например, графа, господина Пржеславского и так далее… Только это командование планирует, но оно… — Скопцов окончательно захлебнулся словами, смущённо выдохнул и продолжил: — Но оно не слишком-то управляет солдатами. Вернее, управляет, и как раз поэтому не может всерьёз заняться ничем другим. Потому что солдатам, конечно, хочется большего, чем расстрела одного только Городского совета. Откровенная агрессия пока поутихла, но ночью полковник просил быть бдительными. Он говорит, что всё равно начнутся грабежи и мародёрство и что командование не сможет пресечь все случаи.

— Иными словами, они совершили очень серьёзный шаг, не слишком хорошо его продумав, — медленно проговорил хэр Ройш, почему-то совершенно отказываясь выглядеть в своём дамском платье несуразно. — Очень в духе Охраны Петерберга. И всё из-за одного дара убеждения некоего молодого человека. Что сталось с молодым человеком?

— С Твириным? Он в казармах — я не уверен, что физически, но, скажем так, он под патронажем Охраны Петерберга. Полковник сам не разобрался, как именно с ним решили поступить, — кажется, никто ещё не разобрался. Но они его держат — это ведь их доказательство того, что всё произошедшее — не самоуправство солдат, что это начали простые люди, солдаты ведь говорят от лица всего города… якобы. Им нужно подтверждение того, что расстрел — воля народа. Попросту говоря, им нужен виновник, которого они могли бы предъявить в своё оправдание… А ещё, кажется, Твирин понравился солдатам — и немудрено, если он… Граф, За’Бэй, ну прошу вас! — не выдержал Скопцов. — Я ведь не просто так здесь выступаю, и если вам тоже есть что сказать, скажите же!

— Простите великодушно, мы забылись, — учтиво извинился граф.

— И вы сейчас тоже забудетесь! — куда менее учтиво, но зато с чувством воскликнул За’Бэй. — Тут, как вы знаете, пробегали Золотце с господином Приблевым — с площади прямо в Порт. К слову, зачем Золотце повёл Приблева в Порт? Он ведь раньше так боялся посвящать в свои печные дела новых людей… Впрочем, ладно. Пробегали, да — а мимо них самих пробежал Хикеракли. И высказал насчёт таинственного Твирина ошеломительное предположение.

— Только помните, господа, что мы имеем дело с абсурдистским жанром, — очень серьёзно напомнил граф.

— Хикеракли утверждает, — За’Бэй обернулся к Мальвину, — что это может быть ваш Ивин.

Мальвин выдержал удар абсурдизмом с честью, и на лице его отразилось самое ироническое выражение, какое Скопцов мог у господина префекта припомнить. Уж конечно, верить в подобное он отказался, но и для смеха над шуткой будто чего-то не хватило.

— И на основании чего же, — со схожим скепсисом уточнил хэр Ройш, — Хикеракли это утверждает?

— Если я верно понял Золотце, а Золотце верно понял Хикеракли, то он вашего Ивина так называл, — радостно пояснил За’Бэй, — потому что, мол, рыжий.

Повисло молчание, как когда хэр Ройш сообщил о слепоте своего отца, только куда более недоверчивое.

— Этого не может быть, — стряхнул наконец оцепенение Мальвин. — Тима — Твирин? Тима расстреливает людей?

— Т. В. Ивин, — За’Бэй пожал плечами, — каламбур.

— Для Хикеракли слишком хороший, — без души съязвил хэр Ройш, продолжая явно думать о другом.

— Этого не может быть! — повторил Мальвин громче, что обычно означает — менее уверенно.

— Думаете, не может? — заговорил вдруг господин Солосье, о присутствии которого как-то забылось. — А на меня произвёл как раз такое впечатление… Неврастенический мальчик, мечтательный и покамест весь в себе. Это ваш друг? — обратился он к Мальвину. — И где он был вчера?

— Вероятно, с Хикеракли, — растерялся тот и поискал поддержки у Скопцова.

А Скопцову оставалось только головой покачать — Хикеракли вчера целый день просидел в общежитии, поскольку возжелал неожиданно поучиться, и никаких Тимофеев Ивиных при этом не наблюдалось.

— Вы для меня загадочней дамских туалетов, господа, — расстроенно заметил граф. — Не верите в абсурд — пожалуйста, не верьте. Но если вы хоть на мгновенье допускаете мысль о возможности абсурда, к чему столь пасмурные лица? Если некто Твирин — вдруг — всем нам знаком, да ещё и прозван с лёгкой руки господина Хикеракли, то это же повод для шампанского! Ведь выходит, что ниточек, ведущих к Охране Петерберга, у нас больше, чем можно было надеяться.

— Я уже говорил сегодня эти слова, но, боюсь, всё немного сложнее, — Скопцов снова почувствовал, как голос его подводит. — Я не успел… Господин Твирин, кем бы он ни был, Революционного Комитета не упоминал, от листовочников отрекается и, более того, призывает их искать и карать. Так мне сказали…

— Вот как? Ну что ж, — без печали отмахнулся граф, — значит, обойдёмся без шампанского.

— Это ухудшает ситуацию, — сложил пальцы хэр Ройш. — Если командование недостаточно хорошо контролирует солдат, а вдохновенный Твирин убеждает их искать листовочников, они могут кого-нибудь и найти.

— Вот именно! — воскликнул Скопцов. — Это и само по себе было бы, наверное, опасно, а так… Если представить — абсурд, но всё же! — если позволить себе на секунду поверить догадке Хикеракли, то получается, что искать и карать листовочников требует человек, коему доподлинно наши имена известны! Он же сам говорил когда-то, что достаточно одному предать, помните?

— Неужто он это всерьёз? — впервые будто бы нахмурился За’Бэй.

— Да, — Скопцов скорбно кивнул. — То есть я не знаю, кто этот Твирин и зачем, но листовки — листовки же обидели простых солдат, — он подавил желание напомнить, что в самом ещё начале предупреждал о таком исходе. — Зато теперь простые солдаты, говорят, к Твирину прониклись. И тут не слишком важно, что причина, а что следствие. Может, это он им в угоду согласился искать листовочников, чтоб не выкинули его из казарм, а может, предложил сам, чем и впечатлил… Суть в любом случае одна, — он сглотнул. — Мы в опасности.

— Напротив, — хэр Ройш говорил всё тем же непривычно самоуверенным тоном, звучавшим из-за дамского платья комически. — Если предположить — хотя бы в рамках дискуссии, — что догадка верна, а Твирину наши имена известны, то почему никого из нас до сих пор не схватили? Ведь к Алмазам не проявляют повышенного внимания? — Он обернулся к господину Солосье; тот покачал головой. — Следовательно, если Твирин посвящён в тайну листовок, но принял решение нас не выдавать, это делает наше положение как раз таки более безопасным. По крайней мере, — с усмешкой прибавил он, — тех из нас, кто не имеет родственных связей с членами Городского совета. Но я бы скорее заключил, что Твирин всё-таки к господину Ивину никакого отношения не имеет, иначе зачем вообще акцентировать на листовочниках внимание? — Хэр Ройш скептически качнул головой и светски заметил: — К слову, граф, помните, вы когда-то отказывались признавать термин «муза» применительно к идее революции? Я уже единожды подумал, что вы ошибались, когда ваш Веня расклеил свои листовки, и теперь думаю о том же второй раз.