Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том II (СИ)

— А я тут при чём?

— Мне сейчас каждые руки нужны.

— Нет, mon ami, тебе нужен план. Как и всем. Внятные планы в этом городе нынче — самый ценный и бесценный ресурс.

— У тебя ест’ план? — навострился Цой Ночка. Удивительно всё-таки, как легко он скидывал с себя всю вальяжность, когда припечёт!

— Имеется. Но я, прости, не люблю говорить о своих планах, пока они не воплотятся. Вдруг не сложится? Как я тогда буду выглядеть? — Гныщевич сокрушённо покачал головой. — То-то. Оставлю тебя, чтоб не мучить, с загадкой, с devinette эдакой. Когда закрывают город, что случается с его экономикой?

И не дожидаясь ответа, он ушёл, довольный театральным воздействием.

В своих похвалах Цой Ночка был прав: бодро вышагивая в сторону Грузового порта, думал Гныщевич о перспективах. И немного — об их недавнем отсутствии. Его сиятельство молодой граф Метелин отправился из Петерберга подальше, да таким чинным образом, что папаша его к заводу цепляться не стал, но сомнительности положения Гныщевича это не отменяло. Пришла пора искать новые приложения своим талантам. Давно пришла.

И потому, пока Цой Ночка слушал подробные пересказы того, кому разбили окно, где перерезали телеграф и какое депо заколотили досками, у Гныщевича в ушах звучало навязчивое «l’heure est venue».

Твой час пробил.

На третьей грузовой верфи он никогда не был, но расположение её знал, да и крупная цифра «3» подсказывала верный путь. Проскользнув прямо в огромный ангар со стапелями почти незамеченным, поймав лишь пару косых взглядов и послушав минутку тамошние речи, Гныщевич понял, что нынче ему немыслимо, фантастически везёт.

У стапелей сегодня собрался едва ли не весь производственный цвет Петерберга: управляющие и помощники управляющих со множества окрестных предприятий. Купцов было меньше. Часть из собравшихся Гныщевич знал в лицо и по имени, с некоторыми успел заиметь даже почти приятельские отношения. При этом самого господина нового владельца верфи не наблюдалось — сбежал, видать, от дел притомившись. Управляющие же остались договорить свои разговоры.

Поразительно, но новость о расстреле Городского совета до них ещё не добралась. По этому поводу пребывали они в самом подходящем расположении духа, которое только можно было вообразить: пытались совместно сочинить программу влияния на нового владельца верфи, которая помогла бы обрушить все цены на морские перевозки.

En résumé, ситуация сложилась бы лучше, только если б они сами пришли к Гныщевичу с петицией.

Над головами присутствующих гордо реял нос недособранного корабля. Освещать весь гигантский ангар электричеством было бы невыгодно, а потому лампочки скромными гирляндами висели по стенам, но обходилось помещение тем, что пробивалось из окон и невероятного размера ворот, под которые и убегали стапеля. Снаружи было ясно, так что ворота оказались неплотно прикрыты.

Гныщевич, недолго думая, ухватился за массивную рукоять и потянул створку на себя. Накинуть засов у него бы сил не хватило, но, к счастью, на воротах имелась и человеческих размеров щеколда, которую он и закрыл.

Это сразу привлекло нужное количество внимания.

— Господа, — Гныщевич вежливо приподнял шляпу и кивнул паре знакомых, — вы тут, je vois, обсуждаете выгодную коммерческую стратегию? Бросьте. У меня есть лучшая.

— Это ещё кто такой? — мигом донёсся из задних рядов недовольный голос. Всего в ангаре толпились, с ума сойти, человек сорок, и вглядываться Гныщевич не стал.

— Здесь собрались уважаемые, умные, ценные и богатые люди, почему-то не использующие своих сил, — сказал вместо этого он, делая шаг вперёд. — Посмотрите сами: торговаться с господином владельцем оскопистов пришли вы, в то время как плоды трудов пожинают ваши наниматели. Мы с вами не просто сотрудники заводов, фабрик и так далее, — Гныщевич решил исключить из своей речи купцов, всё равно их было немного. — Мы держим в руках самое сердце производственного процесса, а нас при этом держат как простых рабочих! Не понравится что хозяину — и всё, мы уволены! Dites voir, разве это справедливо?

Конечно нет. Стоило любым управляющим собраться числом более трёх, а тем более выпить, кто-нибудь непременно начинал на сей счёт изливаться. Без исключений. С таким началом не прогадаешь.

— Это всё не ново, — совершенно справедливо заметил полузнакомый Гныщевичу средних лет мужчина в очках — кажется, с Петербержского керамического комплекса. — Что с того?

— Я предлагаю это изменить, — обыденным тоном ответил Гныщевич. — Я предлагаю вам вступить в мой Союз Промышленников. В организацию, которая представляла бы наши интересы.

— И кто в нём уже состоит? — заинтересованно спросил управляющий резиновой мануфактуры графа Ипчикова.

— Все, кто видит такую необходимость. То есть я. Но скоро вступите и вы.

Раздался смешок.

— Всё это пробовали уже четырежды четыре раза, — раздражённо заметил мужчина в очках. — Европейские модели в Росской Конфедерации не работают. Создавались и союзы, и организации. А потом либо аристократы меняют людей, либо люди меняют организации на жалование повыше.

— А у меня всё будет иначе, — беспечно сообщил Гныщевич, подзадоривая слушателей.

— Это почему же? — продолжал лучиться снисходительным дружелюбием управляющий Ипчикова.

— Ну, видите ли, вы жалуетесь на то, что аристократы к вам не прислушиваются. Но, parole d'homme, виноваты не они, а вы. Вы обращались не к тем ушам. К счастью, теперь эта трудность позади, — Гныщевич заложил руки за спину, мечтательно прошёлся вдоль собравшихся, а потом замер и скороговоркой закончил: — В Петерберге переворот, Городской совет расстрелян, на остальных аристократов идёт охота.

Что тут началось, quelle beauté! Все кинулись задавать вопросы разом, перебивая друг друга, и гулкие стены ангара превратили слова в нерасчленимую мешанину. Гныщевич, утихомирив болтунов жестом, коротко пересказал всё, что успел услышать у Цоя Ночки, несколько преувеличивая бедственное положение аристократов, но не приукрашивая разлившуюся по городу суматоху — тут приукрашивать не потребовалось. К счастью, чересчур быстро никто сбежать не попытался, а кто делал шаги к дверям, натыкался на красноречивого Гныщевича.

В момент смуты только дурак побежит спасать свои тряпки, плошки и стулья, а умный человек попытается мыслить перспективами. А дураки сейчас требовались Гныщевичу куда сильнее умников.

— Слушайте меня внимательно, — повысил он тон, решив оставить шелка да патоку в стороне. — Охрана Петерберга не представляет, что творит. Rien du tout. Совсем. Сейчас они покуражатся, побьют стёкла и поубивают тех, кто мешал нам, настоящим хозяевам заводов и предприятий, развиваться. Сейчас покуражатся, а завтра им нужно будет делать что-то с городом. Если мы принесём им готовый план, если мы станем сотрудничать, они нас послушают. У них просто не будет сил и времени на другое.