Пен Фартинг - Пёс, который изменил мой взгляд на мир. Приключения и счастливая судьба пса Наузада

Наузад затормозил и попятился, когда я сделал вид, что надвигаюсь на него и могу ударить. Я не хотел этого делать, но выбора не было: это дома я мог бы позволить себе дрессировать его постепенно и по чуть-чуть. Но это был Афганистан.

РПГ закончил вылизывать миску, я забрал обе посудины. Наузад тут же кинулся обнюхивать землю, где только что стояла еда, в поисках объедков. РПГ убрался на другой конец вольера, поджав хвост.

Все это было удручающе. До сих пор я не сомневался, что эти двое отлично ладят. Неужели поторопился с оптимизмом? Я так надеялся, что удастся их обоих пристроить в хороший дом. Сейчас я с удовольствием задал бы Наузаду взбучку, чтобы он поумнел, но это было бесполезно.

– Класс, теперь еще придется надзирать за вами, пока вы едите. Большое вам спасибо, – сказал я и пнул глинобитную стену. Толку в этом не было никакого, только пальцы отшиб.

На совещание я вбежал последним, запыхавшись и с двумя мисками в руках. Босс покосился на меня с недоумением.

– Извините. Афганцев тренировал, – пояснил я. Это была совсем маленькая ложь – в конце концов, псы тоже были афганцами.

Все уже сидели на местах. Я втиснулся на свой стул в первом ряду под ядовитые комментарии с другого конца комнаты, стойко делая вид, что ничего не замечаю. Пока я лез в карман за блокнотом и ручкой, босс начал говорить.

– Это не кухня, посуду моют не тут, – прошептал у меня за спиной один из связистов.

Я обернулся и показал ему средний палец – как раз в тот момент, когда босс что-то показывал на карте.

Впрочем, нам быстро стало не до шуток: через два дня нам предстояло выслать патруль в северную часть города. Задачей было напомнить местным о себе и заверить их, что мы по-прежнему на их стороне.

После совещания я обошел все наблюдательные посты, чтобы сообщить своим капралам о том, что нас ждет. Нечего и говорить, что все были рады возможности хоть немного разбавить нескончаемую рутину. Я назначил им время, когда собраться и обсудить план действий.

Я сидел на пассажирском сиденье открытого военного джипа, прохладный ветер пустыни овевал лицо. Три автомобиля выехали с базы на запад от города. Дорога была вся в рытвинах, и я ощущал каждую кочку.

Стив, молодой парень, который был сегодня за рулем, ехал по старым колеям, оставленным в пустыне бесчисленными машинами. То и дело ему приходилось сворачивать, чтобы объехать камни с кругами, нанесенными белой краской – так местные отмечали старые советские мины. Пока мы тряслись по буеракам, я старался не думать, что от нас останется, если какую-нибудь они пропустили.

Наконец мы добрались до места, отмеченного на карте. Этот участок пустыни ничем не отличался от любого другого вокруг. Сзади меня похлопали по плечу.

Я обернулся к Дэну, которого прозвали Большим Дэном, потому что в нем было больше шести футов росту. Он протягивал мне два кусочка желтой губки.

– Пригодится, сержант. – Он переложил беруши в мою протянутую ладонь.

Дэн был прав.

Я посмотрел на ствол тяжелого пулемета в паре дюймов от своего правого уха. Стреляла эта штука с оглушающим грохотом, даже когда она была на холме, а мы у себя на базе. Страшно было представить, как тяжко придется нашим барабанным перепонкам, если придется вступить в бой. Я засунул затычку в правое ухо и понадеялся, что у талибов сегодня выходной.

Ветер стих, жара стояла удушающая. Через пару минут после того, как мы остановились, я уже чувствовал, как по спине побежали ручейки пота. Я поднес руку к глазам и стал осматривать окрестности, остальные двое делали то же самое. Мы жевали желейные конфеты, ждали и наблюдали за городскими окраинами.

Мы и две другие машины были прикрытием для тех ребят, кто патрулировал сегодня город. Случись там что – мы должны были сразу прийти на помощь.

Парни медленно продвигались вперед. Я щурился на солнце и смотрел, как они преодолевают подъем к северу от нас. Для большинства местных машин этот склон был непреодолимым.

На таком расстоянии пустынный камуфляж отлично работал, на фоне потрескавшихся грязно-желтых стен людей было почти не разглядеть. Стены были футов двадцать в высоту и от двух до трех футов в ширину, такое впечатление, что они здесь стояли всегда. Нам говорили, они такие прочные, что выдерживают попадание из любого автоматического оружия, и для нас на базе это было идеальное укрытие, но это также означало, что и талибам было удобно за ними прятаться. Собственно говоря, за стенами такой толщины мог собраться весь Талибан Гильменда, а мы бы даже ничего не заподозрили.

Однако от орд наузадских детишек, которые собрались поглазеть на патруль, укрыться было невозможно. Из-за этого парни продвигались вперед невыносимо медленно.

По всей провинции Гильменд морпехи уже научились опасаться этих маленьких воришек: где бы ни проходил патруль – в деревне или небольшом городке, – эти тощие, полураздетые сорванцы перебегали от одного человека к другому без всякого страха, пытаясь стащить все, что плохо лежит.

В прицел винтовки я смог разглядеть бородатых мужчин в просторных одеждах, невозмутимо наблюдавших за патрулем с крыш, в добром километре дальше к северу. У кого-то были черные тюрбаны, у кого-то белые. Еще дальше к северу над тремя высохшими деревьями развевался белый флаг – племенной символ гильмендских талибов. Но пока никаких людей, размахивающих оружием, я разглядеть не мог, да и если бы увидел – чтобы попасть с такого расстояния, нужен был лучший на свете снайпер.

Дома к северу были точно такими же убогими глинобитными строениями, как и везде. Вход в квартал охраняли ржавые десятифутовые стальные ворота.

Я с удивлением заметил нескольких женщин, с головы до ног замотанных в черное. Вероятно, их тоже выманило наружу любопытство: не каждый день чужаки расхаживали по их кварталу. Я поймал себя на мысли, что вижу женщин впервые за четыре недели.

Глядя на них, я не мог удержаться от сочувствия: у них была очень нелегкая жизнь, однако никакой другой они не знали. Но все эти культурные и религиозные сложности были для меня делом слишком запутанным, чтобы я мог или хотел в этом разбираться.

Внезапно слева от женщин я заметил какое-то движение. Маленький растрепанный черноволосый мальчишка с радостной улыбкой гонял по двору старую велосипедную шину. Задача была в том, чтобы не дать ей упасть на неровной земле. Что-то подобное я видел по телевизору давным-давно, еще в детстве. Несколько секунд я был полностью поглощен тем, как мальчишка в длинных полотняных штанах и выцветшей рубахе палкой подгоняет колесо, и пытался представить, что было бы, окажись у него в руках X-box или iPod, без которых не могут обойтись его сверстники на Западе.