Карен Уайт - Танцующая на гребне волны

– Потому что слишком жарко.

Это осталось без внимания со стороны Генри. Со старой веранды мой взгляд перенесся на деревья магнолии в парадном дворе. Молочно-белые лепестки опадали от жары. Я выходила замуж почти пятьдесят лет назад под такими же магнолиями в моем родном городке, как выходили и моя мать, бабушка, ее мать и все на нашем фамильном древе начиная с Гражданской войны, или Войны между штатами, как называла ее Мими, научившая меня всему, что я знаю. И некоторым вещам, которых я не хотела знать.

Я всегда представляла себе, как Ава выйдет замуж под этими деревьями, в заднем дворе дома, где она выросла, в старинном свадебном платье, в котором выходила я. Я воображала ее себе стоящей в солнечном свете под сенью магнолий в блестящем ореоле вуали, произносящей свои обеты.

Мои сыновья женились в городах, где жили их жены, в чужих церквях или в садах, не имевших для меня никакого значения. Но здесь деревья были совсем другие, мы с Мими посадили их, когда Ава была младенцем, отмечая каждый фут ее роста как драгоценный подарок, слишком хрупкий, чтобы держать его крепко, и в то же время слишком твердый, чтобы его хранить.

Я потянулась через спинку качалки и положила руку на плечо Генри.

– Что нам делать?

Газета не шевельнулась.

– Что делать с чем?

– По поводу Авы.

Медленно и методично, как он делал все, Генри сложил газету и положил ее на пол.

– Я думаю, что нам там делать нечего.

Я склонила голову на его плечо, зная, что он прав, но все равно сопротивляясь. Не в моей натуре – и не в натуре Авы – было примириться с естественным ходом событий, если он не совпадал с нашим представлением о том, каким он должен был быть. Мы боролись с садовыми паразитами, засухой и наводнениями, ухаживая за растениями, как мать ухаживает за детьми, чтобы убедиться, что они выживут.

– Я не могу с этим смириться.

Он погладил мне волосы.

– Впервые в твоей жизни, Глория, тебе придется. И Ава счастлива. Счастливее, чем я ее когда-либо видел.

Я подняла голову и заглянула ему в глаза.

– Откуда ты знаешь?

Вид у него был смущенный.

– Мэтью звонил несколько раз. Он не был уверен, что твоих кратких разговоров с Авой было достаточно, чтобы дать нам знать, как хорошо обстоят у них дела.

Я снова опустила голову ему на плечо.

– Я жалею, что она не вышла за Фила.

С минуту он молчал. Цепи гамака скрипели, когда мы покачивались взад-вперед.

– Мы не всегда выбираем, кого нам любить.

Закрыв глаза, я дала его словам проникнуть в мое сознание, как стакану ледяного чая в желудок. Я понимала их справедливость, но не желала их слышать.

– Мэтью – хороший человек, – продолжал Генри, – и он любит Аву, и она любит его. Давай предоставим им быть счастливыми.

– Но как они могут быть счастливы? Что, если… – Больше сказать я ничего не могла. Страх тяжестью лег мне на сердце.

Он похлопал меня по плечу:

– Никаких «если», помнишь? Мы с тобой сошлись на этом.

Я опять посмотрела в его глаза, взгляд их был спокойный, разуверяющий. Это напомнило мне, почему я влюбилась в него. И почему он с таким успехом руководил похоронным бюро. Он умел принести душевный покой, не произнося ни единого слова.

– А разве ты не боишься? – спокойно спросила я.

– Я не позволяю себе бояться, – сказал он, как будто эмоциями можно было управлять. Как будто мать могла забыть, каково ей было держать ручки ребенка в своих руках.

Я покачала головой:

– У Мими снова приступ головной боли. Это всегда значит, что близится буря. – Я подняла глаза в чистое небо, где в приближающейся темноте зажигались звезды, и месяц словно улыбался нам знающей улыбкой. – Она никогда не ошибается.

– Мы подумаем об этом, если это нам будет необходимо. Так мы всегда поступали.

– Но сейчас речь об Аве, – сказала я, как будто это объясняло прошедшие тридцать четыре года.

Солнце опустилось глубоко за горизонт, последние его лучи падали сквозь лепестки магнолии и ложились на ступеньки веранды. Цикады завели свой последний дневной хор, и светлячки замелькали им в унисон. Я нежно поцеловала Генри в щеку и, резко оттолкнувшись, поднялась с гамака. Он закачался как пьяный мне вслед.

Я стояла, вздыхая, чувствуя, как он бьется о мои ноги. Я вошла в дом, дверь захлопнулась за мной, и листы газеты, что читал Генри, затрепетали, как мотыльки в сгущающемся сумраке.

Ава

Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия

Май 2011

Я притормозила на парковке возле аптеки, которую заприметила по дороге на работу, надеясь приобрести не только садовые инструменты, но и найти фотоателье. В эти дни цифровых камер проявка исчезала, как и виниловые пластинки.

Я устала, но была приятно возбуждена после первого дня на новой работе. Это был обычный день. Я встретилась с коллегами и несколькими пациентками, выполнила кое-какую бумажную работу и узнала, где находятся комнаты отдыха. Хорошо было заставить мозги работать в другом направлении и – со временем – снова помогать младенцам входить в этот мир. Моя профессия всегда была для меня более чем карьера; она определяла мою личность. Я старалась теперь не думать, что Мэтью женился на двух акушерках и даже поощрял первую жену заняться этой деятельностью.

У входа в магазин я взяла небольшую тележку. Она могла мне понадобиться, если случится найти горшки для цветов – я намеревалась поставить их на ступенях у парадной и задней дверей. Несмотря на большое количество зелени, окружавшей дом, он выглядел унылым и заброшенным без цветов и кустарников в непосредственной близости. Хотя я обычно считала, что душистые цветы во дворе неуместны, я не могла отделаться от маминых наставлений. И мне захотелось, чтобы яркие оттенки многолетних растений украсили старый дом. Я старалась убедить себя, что это не имеет никакого отношения к рисунку Адриенны на стене в гостиной, где дом был изображен в его теперешнем виде. Как и с кухней, я испытывала потребность сделать его своим, насколько возможно отличающимся от того, каким его знала Адриенна. Получалось так, словно я хотела, чтобы ее призрак, не узнав дома, покинул его.

Я стояла в фотоателье, доставая из сумки катушки с пленками, когда я услышала, как кто-то меня окликнул. Я обернулась и увидела Джона МакМахона у кассы недалеко от выхода. Он подошел ко мне с упаковкой крема после бритья и двумя пачками фотобумаги.

Я неуверенно улыбнулась, вспомнив, как я видела его на вечеринке у Тиш, когда он сказал мне на прощание: «Будьте осторожны, Ава. Он не тот, за кого вы его принимаете».

– Привет, Джон. Как поживаете?

– Я полагаю, мне следовало бы задать вам этот вопрос.

– Пожалуйста, не надо, – сказала я, поворачиваясь к нему спиной. – Он мой муж, и какие бы у вас ни были с ним разногласия, это дело вас двоих.