Карен Уайт - Танцующая на гребне волны

На фотографиях у Мими и моей матери были темные волосы и глаза цвета грозовых облаков. У всей моей семьи, матери, отца, братьев, даже почти у всех племянников и племянниц глаза и волосы были одинакового цвета – у всех, кроме меня. Может быть, будучи единственной дочерью, я и должна была от всех отличаться… Мне никогда не случалось об этом задумываться.

Мой взгляд остановился на вьющихся растениях на стене, и я подумала о решетке на кладбище. Я была уверена, что никогда не говорила Джимми о моем любимом цветке, но как же он там оказался и кто его посадил?

Я смотрела на три фотографии, увидев наконец то, что мать и Мими хотели, чтобы я увидела. Я никогда не видела их всех трех рядом и, взглянув на них теперь, поняла почему.

Я долго стояла, дрожа всем телом и воображая себе Джимми с его зигзагообразным носом, и как он разговаривал с могилами сестер, словно ожидая, что они вот-вот вернутся. Я подумала о своих непонятных переломах в раннем детстве. А главным образом, я думала о моей матери, никогда не подпускавшей меня к себе, называвшей меня своей дочерью во всех отношениях, но не в своем сердце.

«Что ты должна решить – это достаточно ли ты сильна, чтобы принять истину, какова бы она ни была». Слова матери звучали у меня в голове, пока я боролась с ответом на вопрос, задать который мне ни разу не пришло в голову.

Я повернулась к ним, опираясь на колыбель. Из всех вопросов, какие я хотела задать, я произнесла только один:

– Почему?

Глория

Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия

Август 2011

Когда Ава была маленькая, ее излюбленный вопрос был: «Почему?» Почему небо голубое? Почему мотыльки летят на огонь, раз они там погибают? Почему динозавры больше не водятся? Она теряла интерес к ответу, не успевала я закончить свое объяснение, как будто вместо ответов ее волновали только возможности. За годы я пришла к пониманию хода ее рассуждений – так же, как я поняла, что есть ответы, которые услышать не хочется. Я приехала в Сент-Саймонс с готовыми ответами, но когда был задан вопрос, я все еще была к нему не готова. Я так долго старалась не держаться за мою дочь слишком крепко из страха ее потерять, а теперь, глядя ей в лицо, когда она изучала эти портреты, я поняла, что потеряю ее в любом случае.

Она отвернулась от колыбели, переводя взгляд с меня на Мими – и опять на меня. Казалось, она ожидала, что в комнате есть кто-то еще, кто скажет ей, что произошла чудовищная ошибка. Глаза ее казались мертвыми, когда она уронила единственное слово, таившее в себе тридцать лет тайн – и всю любовь, какую могло вместить сердце.

Прежде чем начать говорить, я взглянула на Мими, которая опустилась в качалку.

– Нелегко на это ответить, Ава. – Я вздернула подбородок, чтобы показать, что я все так же сильна. – Тебе была нужна мать, а мне дочь. – Это звучало так просто, и в каком-то смысле так оно и было.

– Поэтому ты и взяла меня? И притворялась, что я твоя?

– Ты моя. Я никогда ни минуты в этом не сомневалась.

Она качала головой, пока я еще говорила, не желая слушать.

– Как? Как это случилось?

Еще одно ее любимое слово. Я чуть было не улыбнулась.

Я опустилась на диван перед качалкой Мими, выпрямившись и сжав руки. На мгновение мне пришла в голову мысль, что, если бы я расслабилась, откинулась на подушки дивана, было бы легче перенести бурю. Быть может, раздайся в этот момент телефонный звонок, известивший меня, что кто-то знает, что я сделала, я бы вынесла это. Но ничто уже не имело значения.

Я перевела дыхание.

– Я видела тебя раньше только один раз… перед пожаром. Ты и твоя сестра сидели на заднем сиденье машины Мэри Энн на стоянке около школы. Обе ноги у тебя были в гипсе. Мэри Энн сказала, что ты упала, но я не поверила ей. Я уже слышала рассказы о ее муже и видела ее не раз с подбитым глазом. Она пыталась внушить всем, что она очень неловкая, но я помнила, как однажды я зашла посмотреть на ее сад и увидела Флойда. Так что я все отлично понимала. Она, наверно, сама наложила тебе гипс, потому что он не позволил бы ей отвезти тебя в больницу. Там бы задали слишком много вопросов.

Я взглянула на Аву, думая, что мне, быть может, лучше немедленно замолчать. Но по тому, как она упрямо выпятила подбородок, я поняла, что так легко мне не отделаться.

– После этого я пыталась несколько раз сблизиться с ней, но она не поддавалась, всегда настаивая, что все у нее хорошо и она сама может позаботиться о себе и своих детях. Она захлопнула передо мной дверь, и я отстранилась.

Я наблюдала за тем, как Ава воспринимала все это. Все ее эмоции были на виду. Поэтому она не умела лгать. Она рано научилась сначала действовать, а потом просить прощения, ей никогда не приходилось отрицать свою вину. Мими тоже была упряма, и Ава всегда говорила, что это у нее от бабушки. Что она думала об этом сейчас?

– Так что же случилось в ночь пожара?

Я разгладила руками юбку, вспоминая летний вечер, когда луна и звезды светили ярче обычного.

– Мы с Генри собирались построить дом побольше на месте бывшей плантации Смита. Мими настаивала, что нам нужно посмотреть, как она выглядит на закате, прежде чем мы решим купить ее.

Я начала покачиваться на диване, как я это делала, успокаивая своих детей.

– С наступлением темноты – мы уже шли к машине – вдруг раздалось что-то вроде хлопка или взрыва, а потом заплакал ребенок, и мальчик закричал, призывая на помощь. Разумеется, мы поспешили узнать, в чем дело. – Скотты жили неподалеку за лесом. – Я остановилась, вспомнив вкус дыма. – Дом уже горел, когда мы туда подбежали, и мы не видели никого, кроме Флойда Скотта, шатавшегося, смеясь, вокруг, как пьяного, с лопатой в руках. А потом мы увидели, над чем он смеется.

Я закрыла глаза, стараясь стереть из памяти сцену, так долго жившую в моей памяти.

– Я услышала крик Джимми и вопли ребенка в доме. А на земле я увидела женщину. – Я не сказала Аве о крови на лопате, которой здоровенный мужчина размахивал над хрупкой женщиной.

– Это была Мэри Энн, и мы сразу увидели, что она мертва. – Я промолчала о подробностях. Есть вещи, о которых не следует помнить.

Солнце клонилось к закату, последние золотые лучи проникали сквозь отверстия в ставнях. Свет упал мне на лицо, но я уклонилась, все еще переживая ту ночь, когда сбылось мое самое большое желание. Но сбылось оно такой ценой, какую я не была уверена, что кто-то из нас был в состоянии заплатить.

– Мы услышали, как Джимми кричит и зовет на помощь отца. Верхний этаж был уже в огне, пламя вырывалось из всех окон. – Я помолчала. – Я думаю, я увидела тебя в саду первая. На тебе была выделявшаяся в темноте белая ночная рубашка. Ты лежала за лозой страстоцвета, как сорванная камелия.