Джессика Кнолл - Счастливые девочки не умирают

— Тифани! — предостерег меня Дэн.

— Будет лучше, — вмешался детектив Диксон, — если Тифани выскажется. Потому что, пока мы тут с вами беседуем, наши коллеги оформляют ордер на обыск.

Дэн моргнул. Было заметно, что он колеблется. Наконец он кивнул.

— Говори.

— Мы просто шутили, — повторилась я. — Я думала, Артур шутит.

— А ты — тоже шутила? — спросил Венчино.

— Конечно, — ответила я. — Мне и в голову не могло прийти, чем всё обернется.

— Я, конечно, окончил школу сто лет назад, — заговорил Венчино, расхаживая по комнате, — но в мое время таких шуточек не водилось, уж поверь мне.

— Вы когда-нибудь обсуждали этот… план? — спросил детектив Диксон.

— Нет, — ответила я. — То есть не думаю.

— Что значит «не думаю»? — загремел Венчино. — Обсуждали или нет?

— Я… не придавала этому значения, — пояснила я. — В общем, Артур шутил на эту тему — и я тоже. Но я ничего не планировала.

— Ты знала, что у него есть ружье, то самое, с которым он явился в школу, — сказал Диксон. Я кивнула. — Откуда?

Я покосилась на Дэна, и он дал мне знак продолжать.

— Он мне его показывал.

Диксон и Венчино переглянулись. От изумления их гнев на секунду улетучился.

— Когда? — спросил Диксон, и я рассказала ему про подвал. Голову оленя. Школьный альбом. Про то, как Артур целился в меня и как я шлепнулась на больное запястье.

Детектив Венчино, сидя в своем углу, помрачнел и покачал головой.

— Сопляк паршивый, — буркнул он.

— Артур когда-нибудь «в шутку», — Диксон жестом заключил это слово в кавычки, — собирался расправиться с кем-нибудь еще?

— Нет. Разве что со мной.

— Странно. — Венчино приложил к подбородку замызганный палец. — А Дин утверждает обратное.

Я раскрыла рот, но Дэн меня опередил:

— И что утверждает Дин?

— Что в столовой Артур протянул ружье Тифани с предложением — извините, конечно, что мне придется это процитировать — «отстрелить член этому защекану». — Венчино почесал под глазом и поморщился. — Он утверждает, что Тифани хотела взять ружье.

— Я и не утверждала, что не хотела его взять! — взорвалась я. — Но я бы стреляла в Артура, а не в Дина!

— Тифани… — предостерег Дэн, и тут же Диксон хватил кулаком по столу. Несколько страниц из школьного альбома взлетели и на миг повисли в воздухе, прежде чем спарашютировать на пол.

— Ты лжешь! — взревел Диксон, побагровев до корней волос, как это свойственно очень светлокожим от природы людям. — Ты лжешь с самого начала!

Он тоже лгал, прикидываясь добреньким.

В конце концов я пришла к выводу, что никто и никогда не говорит правду, и тогда я тоже стала лгать.

Из новостей я узнала о похоронах Лиама. Его хоронили первым, спустя ровно десять дней после убийства. Через несколько часов приглашение на похороны пришло всем членам «семьи Брэдли» по электронной почте. «Семья Брэдли» — так нас окрестили после трагедии. На похороны пригласили даже меня, паршивую овцу.

Мама тоже получила сообщение о похоронах Лиама и предложила купить мне траурное черное платье. Я расхохоталась — не могла же я напрямик обозвать ее чокнутой.

— Я не собираюсь идти на похороны.

— Нет, ты пойдешь, — сказала мама, снова поджав губы ниточкой.

— Не пойду, — заартачилась я и развалилась на диване, закинув небритые ноги в гольфах на кофейный столик. Со дня последнего допроса прошло трое суток, и я двое суток не принимала душ и не надевала лифчик. Нюхни шлюшку.

— Тифани! — истошно завопила мама, потом, глубоко вдохнув, спрятала лицо в ладонях и проговорила увещевательным тоном: — Порядочные люди так не поступают. Мы воспитывали тебя по-другому.

— Я не пойду на похороны своего насильника.

— Не смей так говорить! — выдохнула мама.

— Так — это как? — усмехнулась я.

— Он умер, Тифани. Умер страшной смертью. Может, в чем-то он и провинился, но он всего лишь ребенок. — Мама всхлипнула, зажав нос. — Он не заслужил такого отношения.

— Ты его даже ни разу не видела. — Я нажала кнопку на пульте и выключила телевизор, выразив свой протест самым категоричным образом, на который была способна. Отбросив плед с заросших ног и метнув злобный взгляд на маму, я затопала вверх по лестнице к себе в комнату, куда не заглядывала вот уже два дня.

— Или ты идешь на похороны, или я не буду платить за эту школу! — вдогонку выпалила мама.

Утром в день похорон Лиама раздался телефонный звонок. Я схватила трубку.

— Слушаю?

— Тифани! — удивился голос на том конце провода.

— Мистер Ларсон? — спросила я, наматывая телефонный шнур на палец.

— Я несколько раз звонил, — поспешно сообщил он. — Как ты себя чувствуешь?

На линии что-то щелкнуло, и послышался мамин голос.

— Мам, я отвечу, — отрывисто сказала я.

С секунду на линии было тихо.

— Кто это звонит? — поинтересовалась мама.

В трубке отчетливо послышалось мужское покашливание.

— Эндрю Ларсон, миссис Фанелли.

— Тифани, — прошипела мама, — повесь трубку.

— Почему? — Я вцепилась в телефонный шнур.

— Я сказала, повесь…

— Не переживайте, — перебил мистер Ларсон. — Я просто хотел узнать, как себя чувствует Тифани. До свидания, Тифани.

— Мистер Ларсон! — воскликнула я. В трубке пошли гудки, поверх которых гремел мамин голос: «Я же сказала вам не звонить! Ей всего четырнадцать!»

— Ничего не было! — завопила я в ответ. — Я же сказала тебе — ничего не было!

Знаете, что хуже всего? Как бы я ни трусила показаться на похоронах Лиама, как бы ни злилась на маму за то, что она меня заставила туда пойти, я все равно постаралась навести красоту.

На сборы ушел целый час. Я основательно завила ресницы, так, что они стали торчком, придавая взгляду удивленное выражение. Папа ушел на работу (иногда мне кажется, что он просто отсиживается там перед выключенным компьютером в полном одиночестве). Мы с мамой ехали молча. Печка в ее «бумере» работала только при нажатой педали газа, и всякий раз, останавливаясь на красный, мы синхронно поеживались от холода.

— Имей в виду, — заговорила мама, нажав на газ, и меня обдало струей теплого воздуха, — я не оправдываю Лиама. Ни в коей мере. Но частично ты сама виновата в том, что произошло.

— Не начинай, — взмолилась я.

— Просто пойми, что нельзя в пьяном виде…

— Я в курсе! — оборвала я.

Мы выехали на автостраду, и в машине стало тепло и тихо.

В церкви при школе Святой Терезы на Холме было очень красиво, хотя, конечно, это дело вкуса. Но «мемориальная служба» по Лиаму — никого из погибших не «хоронили» — совершалась не в церкви. Лиам был из семьи квакеров, и мы направлялись в молитвенный дом.

Это сбило меня с толку. Досада на маму слегка улеглась, и я спросила:

— Я думала, квакеры живут в общинах и не верят в современную медицину, разве нет?