Джессика Кнолл - Счастливые девочки не умирают

Меня окружили одноклассники, хотя никого из них я не узнавала. Мы собрались на какой-то пристани, и всё вокруг было коричнево-желтым, как на старых фотографиях начала двадцатого века. Кто-то шепнул: «Артур жив», и вскоре шепоток перерос в горячечный гам, докатившийся до меня. «Артур жив?» — повторяла я, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в отдельности.

Толпа качнулась и понеслась на поиски Артура. Работая локтями, я попыталась выбраться, но безуспешно — я стала винтиком живой машины. Я точно знала: стоит мне выбраться, и я найду Артура. Гуртом нам ни за что его не найти.

Каким-то образом я отбилась, и передо мной возник Артур. Он смеялся, причем весело и беззаботно, словно над очередной шуточкой Чендлера из «Друзей». Чендлер нравился ему больше остальных героев сериала.

— Так ты живой? — ахнула я.

Артур продолжал смеяться.

— Эй! — Я бросилась к нему и забарабанила кулаками по его груди. — Ты живой! Почему ты сразу мне не сказал? — Я забарабанила еще сильней, чтобы прервать этот ненормальный смех. — Надо было сразу сказать!

— Успокойся. — Артур схватил меня за руки и улыбнулся. — Я здесь, успокойся.

Я очнулась с тяжелым чувством, не соображая, как что-то плохое уже могло произойти, ведь я только что проснулась. На секунду у меня закружилась голова, как бывает по выходным, когда просыпаешься с намерением собираться в школу и вдруг вспоминаешь — ах да, сегодня же суббота. Отныне выходные, как и всё остальное, утратили свою волшебную силу.

На плите что-то жарилось и шипело. Часы на телевизоре показывали почти час дня. Дэн говорил, что заедет утром. Он приезжал? И расписал маме с папой все мрачные подробности, пока я терзалась кошмарами в соседней комнате?

Из-под сбившегося на грудь одеяла торчали мои голые ноги. Я перекатилась на бок, вдохнув густой теплый запах тела.

— Мама? — позвала я и затаилась в ожидании ответа — по ее голосу я пойму, насколько плохи мои дела.

Мама прошлепала босыми ногами по кухонному полу и вошла в гостиную, беззвучно ступая по ковру.

— Наконец-то ты проснулась! — воскликнула она, всплеснув руками. — Вот это тебя сморило!

Она еще ничего не знала.

— Дэн приезжал?

— Он звонил. Ты спала, и я попросила его приехать после обеда.

Я сглотнула. Язык прилип к нёбу, и я судорожно сглотнула еще раз.

— А папа где?

— Ушел на работу. Там у него какой-то аврал, ему придется выйти в выходные.

— На работу? — Раньше папа никогда не ходил на работу по выходным. Ни разу.

Мама решила, что я по нему соскучилась.

— Думаю, он вернется не поздно.

— Когда приедет Дэн?

— Уже скоро, — ответила мама. — Может, примешь душ? От тебя немного пахнет.

И она помахала рукой перед носом.

От меня могло пахнуть, как от Оливии, чуть не вырвалось у меня. Гнильем.

Чудом пронесло.

У меня никогда не получалось «быстренько» принять душ.

— Что ты там делаешь? — негодовал папа, колотя по утрам в дверь ванной.

Что я могла там «делать»? То же, что и все. Просто мне нужно больше времени.

В среду и четверг я помылась куда быстрее, чем обычно. Мне чудились какие-то шорохи, и я постоянно отдергивала занавеску в уверенности, что за ней стоит призрак разъяренного Артура.

Я выключила воду, толком не смыв с себя пену.

— Мама! — громко позвала я. Когда мне страшно, лучший способ вернуть себе присутствие духа — услышать, как мама раздраженно откликается: «Не ори, Тифани!»

Я крикнула снова, на этот раз во всю глотку. Ответа не было. Завернувшись в полотенце, я прошлепала к двери и, приоткрыв ее, заорала на весь дом.

— Я говорю по телефону! — рявкнула в ответ мама. Мне всё стало ясно.

Я прокралась в свою комнату, оставляя на ковре мокрые следы, сняла телефонную трубку и прижала к уху. Сколько времени я выпрашивала у родителей свой собственный телефон! Когда мне его купили, я обклеила трубку ярко-розовыми блестками, как Рианна из телесериала «Моя так называемая жизнь».

— …что у нее проблемы со сверстниками? — говорил в трубке Дэн.

— Нет, — фыркнула мама. — Оливия звала ее к себе переночевать.

— Я думаю, именно тогда Дин и напал на нее, — сказал Дэн. — А ночевала она у Эндрю Ларсона.

— У тренера? — заголосила мама. Мы с Дэном молча ждали, пока она высморкается. — Я больше не узнаю эту девочку. — Я вцепилась в полотенце. «Эту девочку». — Как она могла?

— Подростки иногда делают глупости, Дина. Будьте к ней снисходительны.

— Я вас умоляю, — взвилась мама. — Мне тоже было четырнадцать. Нельзя просто так явиться на мальчишник и упиться вдрызг! Особенно с такими формами, как у Тифани. Она не маленькая и знала, что к чему. Она знала, что в нашей семье строгие взгляды.

— И всё равно, — возразил Дэн, — молодежь делает глупости. Тифани уже поплатилась за свою ошибку. Страшно поплатилась.

— Значит, полиции всё известно? — Мама была вне себя. Наверняка она молча сокрушалась, какое это унижение для нашей семьи, с нашими-то строгими взглядами!

— Вчера Тифани всё им рассказала.

— Значит, теперь они считают, что Тифани спланировала эту… бойню вместе с теми двумя? Чтобы отомстить? Ха! — негодующе воскликнула мама, словно никогда не слышала ничего более абсурдного.

— Не исключено, — ответил Дэн, явно не считая ситуацию абсурдной. Представляю, какое лицо сделалось у мамы. — Но у них нет доказательств.

— А ружье? Тифани брала его в руки.

— Пока об этом ничего не известно, — ответил Дэн. — Будем надеяться, ничего не найдут.

— А если найдут?

— Даже если найдут, этого будет мало, чтобы обвинить Тифани. Если Артур козырял ружьем направо и налево, на нем могли остаться отпечатки других ребят. В таком случае это подтвердит показания Тифани.

Мама шумно выдохнула.

— Спасибо, что позвонили, — сказала она. — Надеюсь, этот вздор скоро всем надоест.

— Уверен, что так и будет, — подбодрил ее Дэн. — Они просто хотят расставить все точки над «и».

Мама поблагодарила Дэна и попрощалась. Убедившись, что на линии, кроме меня, никого не осталось, я отняла трубку от вспотевшего уха, протерла ее полотенцем и почти бесшумно положила на приемник.

— Ти-и-ифани!!! — прокатился по дому истошный мамин крик.

Я застыла на месте, а с меня всё капало и капало на ковер — бирюзовый, между прочим, я сама выбирала. Ковер теперь наверняка отсыреет: мама вечно пилила меня за брошенные на пол влажные полотенца. Теперь у нее будет еще один повод меня ненавидеть.

Мама заявила, что я не ее дочь. Я разревелась, но ее плотно поджатые губы не дрогнули. Долгое время мы избегали разговаривать друг с другом. Новостей о возобновлении занятий в школе по-прежнему не было, и я день-деньской валялась на диване и тупо пялилась в телевизор, изредка поднимаясь, чтобы поесть, принять душ или сходить в туалет. Бойкот означал, что некому было запретить мне смотреть новости.