Харуки Мураками - Мужчины без женщин (сборник)

Однако если оглянуться и попытаться вспомнить ту пору, когда мне было двадцать… что я могу припомнить? Лишь то, что я повсюду один и безмерно одинок. У меня не было подруги, способной согреть мое сердце и тело. У меня не было друга, с которым я мог бы поговорить по душам. Что ни день, я не знал, как мне быть, не имел никакого представления о будущем. Чего ни коснись, я затворялся в себе, порой ни с кем не разговаривал по целой неделе. Такая жизнь продлилась примерно год. То был очень долгий год. Не знаю, стала ли та пора для меня суровой зимой, что оставила внутри важные годовые кольца?

Мне кажется, в ту пору я почти каждый вечер смотрел через круглый иллюминатор на ледяную луну. Прозрачную, натвердо замерзшую луну толщиной двадцать сантиметров. Вот только рядом со мной никого не было. И я смотрел на нее – красивую и холодную – в одиночестве, не зная, с кем бы поделиться этим.

Вчера-а-а – это позавчера завтрашнего дня-а-а.

Завтра позавчерашнего дня-а-а.

Надеюсь, в Денвере – или в каком-то другом далеком городе – Китару живет счастливо. А если он и не счастлив, то пусть хотя бы проведет сегодняшний день безбедно и в здравии. Потому что какой сон мы увидим завтра, не знает никто.

Бывают на свете люди настолько непреклонные и безучастные к себе, что вообще не смогли бы существовать, не выстраивай они свою жизнь удивительно изощренно. Таких совсем немного, хотя нет-нет да заприметишь где-нибудь в толпе. Врач Токай – один из них.

Чтобы вписываться со своим (раз уж зашла о нем речь) прямым характером в окружающий искривленный мир, они вынуждены так или иначе подстраиваться и в целом даже не замечают, до чего часто применяют эти навыки самонастройки в повседневной жизни. Они просто позволяют себе делать что душе угодно – и при этом глубоко убеждены в собственной порядочности и прямодушии. И однажды в лучах особенного, откуда-то проглянувшего света замечают искусственность – или же неестественность – собственных поступков, что порой оборачивается нестерпимым горем, а иногда – веселой комедией. Некоторым счастливцам (если их так можно назвать) за всю их жизнь вовсе не перепадает чудесного света. Но полно и тех, кто видел свет, но ничего при этом не ощутил…

Итак, история об этом человеке. Многое услышал из его уст, кое-чем поделились его близкие, а потому – заслуживающие доверия люди. Добавил я и собственные догадки, основанные на тех его поступках, какие мне довелось наблюдать в последнее время, – как мягкий слой шпаклевки между кирпичиками реальных событий. В общем, хочу отметить, что на одних только чистых, без примеси объективных фактах портрет вряд ли удался бы. Поэтому как автор я бы не рекомендовал вам – моим читателям – использовать написанное здесь в качестве, скажем, улики на суде или компромата при торговой сделке (хотя понятия не имею, что это была бы за сделка).

Но если вы, не поворачиваясь, отступите (только сперва проверьте, что за спиной нет обрыва) и рассмотрите портрет с удобного расстояния, наверняка поймете: мелкие штрихи в чертах характера – не существенны. И тогда, пожалуй, перед вами возникнет (по крайней мере, автор на это надеется) объемный и четко различимый образ персонажа – доктора Токая. Он, как бы это сказать, не такой человек, чтобы дать вам изрядный повод ошибиться в себе.

И все же я не хотел бы назвать его простым и незамысловатым. Он, по меньшей мере, человек в чем-то очень сложный, запутанный, раскусить его не просто. Разумеется, мне не известно, что там у него на уме и на душе. Но даже при этом могу уверенно сказать: воссоздать его общий портрет в контексте того, что образ его поведения отличается постоянством, сравнительно несложно. Для профессионального литератора, возможно, это отчасти самонадеянно, но таковым было мое первое впечатление о нем.

Итак, Токай разменял шестой десяток, но за свою жизнь ни разу не был женат. Даже не имел опыта сожительства. Просто одиноко жил в своей трехкомнатной квартире на шестом этаже стильного дома в районе Адзабу. Убежденный холостяк. Сам справлялся с домашними делами: готовил еду, стирал, гладил и наводил порядок. Два раза в месяц заказывал профессиональную уборку. По натуре своей он любил чистоту, и домашние дела были ему не в тягость. При необходимости мог сделать вкусный коктейль, а также приготовить несложные блюда, будь то картошка с мясом или судак в фольге. (Ведь если покупать продукты, невзирая на цену, что свойственно приличным поварам, в целом получается вкусно.) Он не ощущал себя беспомощным в доме без женщины, не скучал, коротая вечера, и не грустил в холостяцкой постели. По крайней мере – до определенного времени.

По профессии пластический хирург, Токай держал на Роппонги «Косметическую клинику Токай», унаследованную от отца. Клиника процветала и давала ему немалый доход. Естественно, возможностей знакомиться с женщинами – хоть отбавляй. Пусть сам он не красавец, но с весьма правильными чертами лица (настолько, что себе сделать операцию даже не подумывал). Воспитан, с хорошими манерами, интеллигентен и способен поддержать разговор. Шевелюра еще не поредела, но кое-где уже пробивалась седина. Местами нарастал жирок, который Токай сжигал в спортзале, стараясь поддерживать форму прежних лет. Поэтому – да простят меня феминисты за откровенную фразу – для легких отношений он всегда мог найти себе подружку.

Токай с молодых лет почему-то не испытывал ни малейшего желания обзавестись семьей. Он странно уверовал в то, что семейная жизнь не для него. Поэтому с самого начала избегал отношений с женщинами, которые с ним встречались лишь ради того, чтобы заполучить его в мужья, какими бы прекрасными женщины эти ни были. В результате круг его подружек ограничивался замужними женщинами и особами, нацеленными на других, более «видных» женихов. Покамест он не выходил за эти рамки, не давал даже повода для надежды выскочить за него замуж. Говоря проще, Токай устраивал их как беззаботный «любовник номер два», «парень на случай ненастья», а иногда – и как удобное «средство измены». По правде говоря, именно такие связи, где Токай чувствовал себя как рыба в воде, доставляли ему наибольшее наслаждение. В остальных случаях, например, когда ему предлагали взять на себя какие-то обязательства в отношениях, Токай всегда ощущал себя не в своей тарелке.

Его не волновало, что женщины из его объятий попадают в объятия других. Плоть – всего лишь обычная плоть. Токай думал так (прежде всего – с позиции врача), и женщины думали так же (прежде всего – из соображений своей женской логики). Доктору было достаточно, чтобы на свиданиях женщины думали о нем. О чем они думают, чем занимаются в остальное время – их личное дело, его это не касалось. Вмешиваться в чужие дела он считал недопустимым.