Харуки Мураками - Мужчины без женщин (сборник)

И, будто решив проверить состояние желудка и легких, он на время умолк.

– Насколько я понял из ваших слов, стараясь не заходить в отношениях с ней далеко, вы при этом с самого начала не хотите ее потерять? – спросил я.

– Да, именно так. Это, конечно же, противоречие. И самораздвоение. Я одновременно надеюсь на диаметрально противоположные вещи. Но как бы ни старался, толку не будет. Что я еще могу поделать? Хотя, как бы там ни было, потерять ее мне нельзя. Иначе я сам где-нибудь потеряюсь.

– Но она замужняя женщина, к тому же – с ребенком.

– Именно.

– А что думает о ваших отношениях она сама?

Склонив голову набок, Токай подбирал слова.

– Что думает о наших отношениях она? Можно лишь догадываться. И эти догадки только усилят мое смятение. Хотя она сказала ясно, что разводиться с мужем не собирается. Опять-таки, у нее дочь, и рушить семью она не хочет.

– Но встречаться с вами продолжает?

– Пока что мы встречаемся при каждом удобном случае, но что будет дальше – неизвестно. Она побоится, что о наших отношениях узнает муж, и рано или поздно перестанет со мной встречаться. А может статься, муж и так узнает, и тогда мы не сможем видеться в самом деле. Или, может, я просто ей наскучу. Кто знает, что уготовано нам завтра?

– И это вас пугает сильнее всего?

– Да. Стоит мысленно прокрутить эти перспективы, как ни о чем другом больше думать не могу. Кусок в глотку не лезет.

Я познакомился с доктором в спортивном центре недалеко от дома. По субботам он приходил туда утром с ракеткой для сквоша. Со временем мы даже сыграли с ним несколько партий. Вежливый, физически сильный, в меру нацеленный на победу – вполне подходящий партнер, чтобы поиграть в удовольствие. В сквош я играю не хуже его. Мы люди одного поколения, хоть я немного старше.

Как-то раз (некоторое время назад), наигравшись до седьмого пота, мы заглянули в соседний пивной бар выпить по кружке разливного. Как и многие люди его уровня, хорошо воспитанные, с престижной профессией, с детства не знавшие недостатка в деньгах, Токай думал лишь о себе. Но при всем этом, как я упоминал раньше, был приятным и интересным собеседником.

Узнав, что я пишу книги, он, помимо бесед на житейские темы, постепенно стал откровенничать, заводить разговоры по душам. Вероятно, считал, что писатель может (или должен) выслушивать чужие откровения, подобно священникам и психиатрам. Мне уже не впервой вникать в истории самых разных людей, так что он не исключение. Я по самой своей натуре никогда не прочь узнать чью-нибудь историю, но признания доктора Токая слушал с особым интересом. Он был открыт и искренен. О себе говорил весьма беспристрастно, не боясь выставить напоказ собственные слабые стороны, – чего не скажешь об очень многих людях в этом мире.

Токай начал свой рассказ:

– Мне часто доводилось встречать женщин куда более красивых и стройных, любознательных и сообразительных, чем она. Но почему-то именно она для меня – некое особенное существо. Пожалуй, можно сказать, совокупное существо. Все ее качества накрепко сплетены в едином стержне. При этом невозможно просчитывать или анализировать, насколько они хороши или плохи по отдельности. И стержень притягивает меня к себе, подобно мощному магниту. Это сверх всякого здравого смысла.

Я сидел за большой кружкой резаного пива – под картофель фри и соленые огурчики.

– Есть такие стихи, – продолжил доктор.—

– Тюнагон Ацутада [21]? – спросил я, не представляя, зачем он выучил эти строки.

– Помню, в институте на лекции преподаватель объяснял, что в этом стихе под «нашими встречами» подразумевается свидание мужчины и женщины ради плотских утех. Тогда я услышал эти строки впервые, но мало что понял. И только с возрастом наконец-то смог почувствовать настроение автора. Глубокая утрата после расставания с полюбившейся ему женщиной, с которой он был близок. Тяжесть на сердце. Если задуматься, это чувство за тысячу лет совсем не изменилось. И я остро ощутил, что стал настоящим человеком только сейчас, когда сам познал его. И понял это слишком поздно.

– Думаю, такое не может быть слишком рано или поздно, – сказал я. – Как бы поздно ни возникло, все лучше, чем так и не ощутить его до конца дней.

– И все-таки жаль, что я не познал это чувство в молодости, – сказал Токай. – Глядишь, возникло бы нечто вроде иммунитета.

«Дойти до этого своим умом непросто, – продумал я. – Я сам знаю таких, кто, так и не выработав иммунитет, носит в себе скрытый порочный корень зла». Но ничего не сказал, чтобы не затягивать беседу.

– Мы встречаемся полтора года. Ее муж часто мотается по работе в загранкомандировки. Улучив время, мы вместе обедаем, затем идем ко мне. Поводом для нашей связи стала измена ее мужа. Измена вскрылась, муж расстался с любовницей, принес жене извинения, пообещав, что такое больше не повторится. Но она на этом не успокоилась и, дабы восстановить, так сказать, душевный баланс, решила завести любовника. Пусть это прозвучит жестоко – в отместку. Ей сейчас очень важно отладить свою душу. Так часто бывает.

Я не знал, насколько часто бывает такое, и слушал его, не перебивая.

– Все у нас выходило весело и с удовольствием. Оживленные беседы, интимные игры, неспешный деликатный секс. Вместе мы прекрасно проводили время. Она много смеялась, а смеется она очень задорно. Но постепенно я в нее влюбился, влюбился безвозвратно и стал часто задумываться: что я собой представляю?

Я сделал вид, будто не расслышал (или ослышался), и попросил повторить последние слова.

– Говорю что я собой представляю? – повторил Токай. – И думаю об этом все чаще и чаще.

– Непростая задачка, – вставил я.

– Верно. Очень непростая, – поддакнул Токай и как бы в подтверждение своих слов несколько раз кивнул. Похоже, он не уловил легкую иронию, скрытую в моей реплике.

– Что я собой представляю, – продолжил он. – Работал себе врачом и прежде бед не знал. Выучился в медицинском на хирурга-косметолога, сначала ассистировал отцу, а когда у него зрение ослабло настолько, что он не смог практиковать, принял у него клинику. О себе говорить неприлично, но я – неплохой хирург. В нашей сфере, если уж на то пошло, что мух в бочке с медом, полно прохиндеев: реклама броская, а по сути – сплошная халтура. Мы же от начала и до конца работаем на совесть и крупных претензий от клиентов до сих пор не имели. И я, как профи, этим горжусь. В личной жизни тоже все хорошо. У меня много друзей, сам пока жив-здоров. Наслаждаюсь по-своему жизнью. Но в последнее время часто задаюсь вопросом: что я собой представляю? Причем задумываюсь я над этим очень серьезно. Если отбросить навыки и карьеру косметолога, если лишить меня нынешней удобной среды обитания и без малейшего объяснения оставить в чем мать родила посреди этого мира – кем я стану?