Харуки Мураками - Мужчины без женщин (сборник)

Я постарался представить, как Токай сохнет, не поднимаясь с постели, от непомерной любви, превращаясь в подобие мумии. Но всплывал лишь облик бодрого, полного сил гурмана с приятной внешностью.

Врач сделал укол, вызвал сиделку и приготовил капельницу. Но что укол – обычный питательный раствор, а капельницу Токай при желании мог запросто выдернуть. Что же мне – сидеть подле него сутки напролет? Начнешь кормить насильно – будет выплевывать, в больницу против воли не отвезешь. Что можно сделать, если доктор потерял интерес к жизни и устремился к нулю? Что бы ни творилось вокруг, как бы ни пичкали его физраствором, устремления доктора не остановить. Оставалось лишь наблюдать, как голод пожирает его тело. Нелегко тогда мне пришлось. Понимаю – нужно что-то делать, но что я могу? Благо хоть сэнсэй не мучился. По крайней мере, я ни разу не заметил на его лице гримасу боли. Я каждый день приходил к нему, проверял почту, наводил порядок, садился рядом на кровать и старался его разговорить: отчеты по работе чередовал с житейскими темами, – но сэнсэй не говорил ни слова в ответ. Никакой реакции. Ладно реакция – понять бы вообще, в сознании человек или нет. Просто лежит и безмолвно смотрит на меня отсутствующим взглядом. А глаза – на удивление прозрачные. Кажется, видно, что там за ними, в глубине, на той стороне.

– Шерше ля фам? – поинтересовался я. – Он сам рассказывал, что очень близок с некоей замужней дамой.

– Да, сэнсэй незадолго до того по-настоящему сблизился с одной женщиной. Это после его-то бесконечных легких интрижек с другими. И между ними что-то случилось. Полагаю, очень серьезное, раз сэнсэй утратил волю к жизни. Я позвонил ей домой, но ответил муж. Я под предлогом заявки на прием хотел с ней поговорить, но муж ответил, что здесь ее нет и больше не будет. Я попытался было уточнить, как с ней можно связаться, но муж равнодушно ответил, что не знает. И положил трубку.

Он опять ненадолго умолк, затем продолжил:

– История долгая, поэтому вкратце. Мне удалось позднее выяснить адрес той женщины. Она ушла из дому, оставив мужа и дочку, и жила с другим.

Я на мгновение оторопел и не сразу понял суть последней фразы. Затем спросил:

– Выходит, она бросила обоих – и мужа, и Токая?

– Попросту говоря, да, – неохотно ответил секретарь, наморщив лицо. – Оказывается, у нее был еще один мужчина. Подробностей не знаю, но вроде бы – младше ее. И, насколько я могу предположить, тот парень не заслуживает доброго слова. Так вот, ради него та женщина ушла из дому. А Токай оказался, если так можно выразиться, удобным трамплином для бегства влюбленных. При этом – доильной коровой. Судя по всему, сэнсэй потратил на нее целое состояние. Проверив его банковские счета и платежи по кредиткам, обнаружили неестественно внушительные расходы. Вероятно, деньги шли на дорогие подарки. А может, она просила взаймы. Никаких подтверждений, по какой статье расходов проходили платежи, не осталось. Понятно одно: в короткий срок со счетов списали крупную сумму.

Я тяжело вздохнул:

– Ну и дела!

Секретарь кивнул:

– Если бы она бросила Токая из-за того, что не хочет потерять мужа и дочь и потому не может больше встречаться, сэнсэй, пожалуй, это бы пережил. Ведь он ее любил по-настоящему – как никогда прежде. Конечно, пал бы духом, но вряд ли стал бы загонять самого себя в угол. Если б разрыв поддавался хоть какому-то объяснению, Токай рано или поздно выкарабкался бы со дна наверх. Однако появление третьего мужчины, осознание, что тебя прилично использовали, окончательно надломило патрона.

Я молча слушал дальше.

– Накануне своей кончины сэнсэй весил около тридцати пяти килограммов, – продолжал секретарь. – Обычно же его вес ниже семидесяти не опускался – выходит, сэнсэй похудел более чем в два раза. Торчали одни ребра, точно скалы после отлива. Вид такой жалкий, что невольно отводишь глаза. Помню, когда-то я смотрел документальный фильм про освобождение из нацистского концлагеря. Так вот, облик Токая напомнил мне истощенных узников-евреев.

Концлагерь. Этот парень как в воду глядел. В последнее время часто задаюсь вопросом: что я собой представляю?

Гото сказал:

– Говоря языком медицины, причиной смерти стала сердечная недостаточность. Сердце оказалось не в состоянии перекачивать кровь. Но я считаю – это смерть из-за любящего сердца. Как есть, сердечные муки. Сколько раз я ей звонил, объяснял, упрашивал! Падал ниц и молил. Навестите сэнсэя хотя бы раз, хоть на минуту. Иначе его надолго не хватит. Я не думаю, что ее приход избавил бы его от смерти. Свою судьбу он решил к тому времени сам. Но кто знает, могло случиться чудо. Или сэнсэй мог бы оставить этот мир как-то иначе. А может, и наоборот – она смутила бы его душу, заставив страдать пуще прежнего. Чужая душа – потемки. Хотя, если честно, сам этот случай для меня – сплошные темные пятна. Ясно одно: в реальности никто еще в мире не умирал лишь потому, что ему из-за пылкой любви не лез в горло кусок. Вы так не считаете?

Я согласился. Ведь действительно, о таком я слышал впервые. А когда позволил себе заметить, что Токай в этом смысле был единственным в своем роде человеком, Гото закрыл ладонями лицо и бесшумно заплакал. Было видно, что он любил врача всем сердцем. Мне хотелось утешить юношу, но что я, по сути, мог сделать? Вскоре он успокоился, вынул из кармана брюк белоснежный носовой платок и вытер слезы.

– Простите! Позволил себе слабость.

– Оплакивать человека – разве это слабость? Особенно если он дорог и умер…

– Спасибо. От ваших слов немного отлегло, – произнес Гото и, достав из-под стола чехол ракетки, протянул мне. Внутри была ракетка для сквоша « Black Knight ». Новая модель. Дорогая. – Токай просил передать. Он заказал по Интернету, но когда эта модель поступила в продажу, сэнсэю уже было не до сквоша. Тогда он велел подарить ее вам, господин Танимура. Незадолго до кончины к сэнсэю на время вернулось сознание, и он успел оставить мне несколько поручений. Одно из них – касательно ракетки. Пользуйтесь на здоровье.

Я поблагодарил и принял ракетку. А заодно поинтересовался, что стало с клиникой.

– Временно не работает, но вскоре либо закроется, либо будет продана со всем оборудованием, – пояснил он. – Предстоит передача дел, и некоторое время потребуется моя помощь, а чем заняться после, я пока не решил. Мне тоже пора побыть наедине с собой. До сих пор прийти в себя не могу.

Я пожелал ему оправиться от потрясения и найти свой путь. На прощание он сказал:

– Танимура-сан, простите за бесцеремонность, но у меня к вам большая просьба: поминайте, не забывайте сэнсэя. Он был чистой души человеком. И, мне кажется, единственное, что мы можем делать ради усопших, – это помнить о них как можно дольше. Но одно дело сказать, а другое – помнить, не забывая. И обратиться с такой просьбой можно далеко не к каждому.