Алёна Жукова - К чему снились яблоки Марине

– Невезуха сегодня, – обреченно заметила она, – и все с этого контуженого началось.

Танька удивленно посмотрела на подругу. Бабушки заинтересованно прислушались.

– Утром перед школой военрук наехал, – продолжила Майка, – я даже и не очень опаздывала, спокойненько так себе шла. А он, как кретин какой: «Чего это ты еле ногами перебираешь, бегом давай, звонок скоро». Я ему: «Мне бежать тяжело сегодня», – а он типа разговорчики, беги давай. А у меня живот болит, сил нету, первый день месячных. Хотела объяснить, что у женщин бывают такие дни, когда их нельзя не только заставлять бегать, но и раздражать тоже. Тут он совсем озверел, стал орать, что к директору поведет, и, главное, в спину толкает, я чуть не навернулась. Я ему: «Вы чего руки распускаете», – а он: «Я войну прошел, за таких, как ты, кровь проливал», – а самого аж трясет. Знаете, что я ему сказала? «Ты на войне проливал, а я каждый месяц проливаю, и ничего».

Танька заржала, а бабушки после минутного замешательства быстро пришли в себя и набросились на внучку. Они возмущались, что Майка позволяет себе так разговаривать со взрослыми, что если она свой язычок не укоротит, то когда-нибудь договорится до цугундера. Что такое цугундер, девчонок не интересовало, как и то, что обе бабушки знали это не понаслышке, побывав в шкуре жен политзаключенных. Подружек больше интересовало другое: когда бабульки отойдут ко сну и, главное, придут ли мальчишки.

Неожиданно лампа над столом вспыхнула и погасла. Холодильник сдавленно рыкнул, и квартира погрузилась в глухую темноту. Сразу стало слышно, как в окна ударило ледяным ветром с дождем. Бабушка Лиза пошла на лестничную площадку справиться у соседей о наличии света в их квартирах, а Софья Марковна пыталась на ощупь найти в шкафчике свечу. Девочки прилипли носами к оконному стеклу и с ужасом констатировали, что вокруг не было ни одного светлого пятна, только некоторые окна начинали блекло светиться дрожащими огоньками свечей.

– Не придут, – сказала Майка.

Таня промолчала, потом отошла от окна и зашептала в темноту:

– Он придет, вот увидишь… Мы сегодня будем целоваться, точно будем, я знаю. Вот глаза закрываю и чувствую, что его губы теплые и сухие. У него на нижней губе ранка, а из нее чуть-чуть сочится кровь, а я так нежно и осторожно языком проведу, а потом прижмусь сильно…

В десять тридцать стало ясно, что гостей не будет. Телефона у Майки не было. Этот фактор был огорчителен, как сейчас, например, но если брать во внимание возможность дурить родителей, то это, несомненно, помогало, иначе они бы звонили и проверяли Таньку на каждом шагу.

Таня стояла в прихожей, раскачиваясь на тонких ногах. Она взяла протянутую подругой свечу и переступила порог. Ее лицо с влажными карими глазами, круглыми, как чашки чая, высветилось в проеме двери. Майя не сразу сообразила, что же в Таньке показалось ей странным и незнакомым. Только наутро, когда нашла очки, поняла, что именно, но было уже поздно.

Виталик прилетел в школу ни свет ни заря и в нетерпении стал поджидать девчонок. Только они могли объяснить происходящее. Вчера вечером, когда началось погодное светопреставление, он остался дома. Свет у них не отключали, и он смотрел хоккей, как вдруг, часов в одиннадцать, позвонили родители Ромки и спросили, дома ли Виталик и не знает ли он, где может быть Роман. После шахмат он не вернулся домой, и они очень волнуются. Виталик, конечно, не стал распространяться о том, что они собирались к девчонкам, и удивился, чего это Ромку понесло туда, уж не влюбился ли он в Таньку. Среди ночи был еще один звонок, но отец ответил, что Виталий спит, и посоветовал Ромкиным родителям прозвонить больницы, может, не дай бог, парень ногу сломал или еще чего, всякое может случиться в такую погоду.

Виталька нафантазировал бог знает что. Ночью ему снилось, что девочки абсолютно голые сидят за одной партой с Романом и не хотят пускать Виталика к себе. Он ругал себя последними словами и ревновал Ромку к обеим сразу.

В учительской было шумно. Несмотря на ранний час, собрались все учителя. В коридоре появились несколько милиционеров, которые тоже прошли в учительскую. Происходило что-то непонятно-тревожное. Виталька решил, что поджидать компанию на улице будет правильнее. Первой появилась Майка. Она сразу, как кошка, зашипела, что даже не хочет с ним говорить, что настоящие мужики плюют на плохую погоду и приходят, если обещали. Из ее слов Виталик понял, что Ромка все-таки пришел к девчонкам, хоть и поздно. Танька тогда уже минут пять как ушла, и он кинулся за ней вдогонку. Вид у него тогда был такой, будто его достали из морозилки. Он шел из центра города пешком и превратился в форменную сосульку, но, если человек любит… Виталик прервал Майкины рассуждения по поводу силы любви вопросом, который возмутил Майку:

– А где же они ночевали?

Майка выпучила на него глаза:

– Что значит где?

Виталик многозначительно усмехнулся и, выдержав паузу, произнес тише, чем обычно:

– Не знаю, не знаю, но Ромка домой не вернулся. Всю ночь его предки названивали. Я, конечно, вас не заложил. Но кто так делает? Могли бы и позвонить, сказать так и так, я бы придумал, что перенсам наплести.

Майкины брови испуганно взлетели, рот открылся и тут же захлопнулся. Ее взгляд остановился где-то далеко, за Виталькиной спиной. Виталик оглянулся и увидел, как по противоположной стороне улицы, легко скользя, спешит Танька. Она помахала ребятам издали и перебежала дорогу.

– Привет, – сказала весело, – Май, а я у тебя вчера очки забыла. Ты принесла?

Майка ответила вопросом:

– А Ромка где?

Таня в замешательстве уставилась на нее:

– Ты чего? Откуда я знаю?

Майка стала наступать на Таню и требовать, чтобы та прекратила придуриваться. Он вчера полгорода протопал и, когда узнал, что она только ушла, бросился за ней следом. Всю ночь Ромку предки ищут, а она не знает, где он…

Танино лицо сначала расплылось в улыбке, а потом застыло в испуге.

– С ним что-то случилось? Как домой не вернулся? А где же он? Вчера мы не встретились. Я через стройку пошла. За мной какой-то мужик побежал. А я оглядываюсь, но очки-то забыла, вижу только, что-то темное шатается и кричит. Что кричит, не разберешь, ветер воет. Пьяный, наверное, страшно, просто ужас. Снег лепит, ничего не видно, ноги скользят. Чувствую, не убегу. Я и решила путь срезать через стройку. Мы ведь ее как свои пять пальцев знаем, сколько лет уж там лазим. Гололед, конечно, но лучше ноги поломать, чем такому попасться. Я мимо котлована проскочила по мостику, а он стоит на нем и орет. Ну мостик, сами знаете, какой, пьяный точно навернется. Я еще отбежала и камень поднимаю, большой такой, булыжник. Кричу ему, если ты, сволочь, хоть еще один шаг сделаешь, убью. А он опять орет и по мостику бежит, за перила хватается. Я этот камень со всей силы как шваркну и, представляете, попала. Он зашатался, за голову схватился и грохнулся прямо в котлован. Там, конечно, невысоко. Думаю, не убился, ну а если убился, туда ему и дорога.