Array А Чэн - Современная новелла Китая

Наступила тишина, даже любители почесать языки молчали, тронутые до глубины души рассказом бригадира, прислушиваясь к голосу собственного сердца.

— Ха-ха, не один секретарь Ван «отведал горелого петуха», — бригадир понизил голос. — Всем досталось по кусочку… На всю жизнь запомним!

На площадке, где рабочие дожидались вагонетки, было полутемно, и никто не видел главного героя этого рассказа — он забился в угол и шарфом утирал слезы.

В тот день, неизвестно только откуда силы брались, круглые опоры, весом в сто цзиней каждая, он перетаскивал с необыкновенной легкостью; лишь к концу смены, когда пришло время выбираться наверх, он вдруг почувствовал, что ногам мокро и неудобно идти, — сапоги не то чтобы прохудились — намокли от пота…

Вымывшись в душе, он отправился в клуб, где каждый месяц проходило собрание по распределению премий. Но только успел он примоститься в углу в последних рядах, как сразу увидел на сцене знакомое красивое лицо.

— Попрошу главную силу нашей шахты, тех, кто трудится на переднем крае, занять первые ряды! — громко сказал в мегафон директор.

На собраниях он всегда сидел в последних рядах. Идти вперед или оставаться на месте? Идти!

Директор повторил свою просьбу. Он выпрямился впервые за все эти долгие годы. И пошел вперед.

Теперь он отчетливо видел мягкую улыбку директора. Эта улыбка относилась ко всем, кто был в зале. И к нему тоже. Не отрывая глаз, он смотрел на это лицо, ставшее ему родным.

Вдруг улыбка исчезла. Директор нахмурился. Он заметил, что на длинном столе перед каждым начальником лежат сигареты. Из третьего ряда хорошо было слышно, как директор сказал своему заместителю по быту: «Чтобы больше этого не было!» Он ссыпал все сигареты в коробку, подошел к краю сцены и громко объявил:

— Подходите, товарищи, берите сигареты, курите, закоптим как следует этот зал! — и стал раздавать сигареты прямо со сцены, приговаривая: — Побольше назад передавайте. Не жадничайте!

Люди смеялись, хватали сигареты, одну на несколько человек. Затягивались по очереди, с такой жадностью, словно у сигарет был какой-то особый аромат.

Он не курил, и потому разинув рот смотрел, как курят другие. И вдруг (даже для него осталось загадкой, как это произошло) он выхватил изо рта у соседа сигарету, глубоко затянулся, закашлялся до слез…

Очередь за зерном потихоньку ползла.

Скоро он подойдет к окошку, но его это мало волнует, все мысли перепутались в голове, ни одной не ухватишь. В его опустошенной душе, обогретой после суровой зимы лучами весеннего солнца, все потихоньку возрождалось, оживало. «Хозяин шахты» — ему и прежде нередко доводилось слышать эти слова. Но тогда это были призывы: «Не будь рабом показателей, будь хозяином шахты!» И именно в те времена, он сам это видел, люди не только уносили домой бросовые деревяшки, но распиливали и хорошие бревна себе на мебель. Уносили взрывчатку и капсюль-детонаторы глушить рыбу на запруде. В рабочее время обрабатывали свои участки на склонах горы. Он был в отчаянии, бросался то к одному начальнику, то к другому, но в ответ слышал лишь нравоучения, мол, «рабочий должен сам освободить себя», что же в таком случае значит «хозяин шахты»? Он не понимал. А сейчас, кажется, начинает понимать. Он — частица рабочего класса, такой же, как все остальные (в том числе и начальники), ничуть не хуже других. И у него тоже должны быть свои требования к жизни, свои желания. Чувство собственного достоинства. Эти мысли заставили его распрямить спину. Он ощутил себя молодым, полным сил и энергии, ему еще так много надо сделать. Солнце наполовину скрылось за горой, но даже последние его уже слабые отблески, игравшие на резиновых сапогах стоявшего впереди парня, казались ему ослепительно яркими. Надо поговорить с парнем, сказать, что сапоги выданы для работы в забое, зачем же трепать их без дела? Надо ему объяснить, что значит «хозяин шахты». И еще заняться вопросом продажи зерна. Пойти прямо в министерство финансов и торговли, пусть подумают, как избавить рабочих от очередей. В шахте, в старом забое, где уже нет породы, все еще стоит более тридцати опор, надо бы пойти туда с молодыми ребятами, вытащить опоры, все до единой, чтобы снова пустить их в дело. Вот куплю зерно и пойду поищу бригадира, поговорю с ним об этом… Ему опять вспомнилась мягкая улыбка на красивом лице. Да, много есть дел, о которых надо беспокоиться самому.

— Эй, твоя очередь! — раздался громкий голос из окошечка величиной с ладонь.

Он поспешно сунул в окошко деньги и книжку и тут же окликнул владельца сапог, которому выписывали чек:

— Эй, парень! Получим зерно, пойдем вместе!

Чжан Сюань родился в 1934 году в Шанхае. В 1953 году окончил курсы механиков при университете Цинхуа. В 1956 году был распределен на работу в Пекин, в 1961 году переведен техником в Мааньшаньский институт стали. С 1963 года по настоящее время является литературным сотрудником Отдела культуры этого города.

В 1956 году опубликовал рассказ «Представитель первой стороны» (в следующем году экранизирован под названием «Шанхайские девушки») и киносценарий «Цветущие годы». Потом долго не писал. В 1979 году снова взялся за перо, написал киносценарий «Страдающее сердце», а также рассказ «Воспоминания», получивший премию на Всекитайском конкурсе рассказов. В 1980 году опубликовал повесть «Горькая юность», начатую еще в 50-е годы. На русский язык переведен его рассказ «Любовью забытый уголок» (в сб. «Встреча в Ланьчжоу». М., «Молодая гвардия», 1986).

Кто-то пинком ноги распахнул дверь.

Ду Баомин в это время крепко спал и видел сон, обычный для молодого влюбленного. «Сююй, Сююй!» — страстно повторял он имя возлюбленной, обнимал ее, целовал — словом, делал все, что хотел, и Сююй не сопротивлялась… И вдруг в этот восхитительный миг его грубо разбудили.

В комнату ворвался Ду Баошэнь — его двоюродный брат. Баомин, все еще во власти чар любимой, раздраженно встал, плеснул на лицо холодной воды из тазика и лишь тогда окончательно проснулся. Он был уверен, что брат примется расспрашивать о предстоящем сокращении учителей, хотя с этим все ясно: у Баомина нет ни волосатой руки, ни вузовского диплома — кого же сокращать, как не его? Но этот позор еще можно пережить, хуже, что от него уплывет Сююй, с которой они только что договорились о женитьбе. Будь его сон явью, Сююй никуда не делась бы, но на такое у Баомина не хватало смелости. Брат пришел весьма кстати, будет хоть кому тоску излить.

Однако Баошэнь не произнес ни слова, сел и стал смотреть в окно. Было воскресенье, школа пустовала, лишь несколько учеников на спортплощадке играли в баскетбол. Мяч то и дело ударялся о щит или кольцо.