Пол Боулз - Под покровом небес

Собственно, путешествие и начинается с этой негативной «посылки», но у него есть также иные измерения. Турист всегда помнит о том, когда ему пора возвращаться; путешественник может и не вернуться. На Порта номадическое чувство неприкаянности, лишенности корней действует умиротворяюще. На чужой земле ему «думается лучше»; более того, в дороге он способен принять решения, которые не способен принять живя оседлой жизнью. Правда, решения эти по большей части касаются прежде всего того, какой пункт назначения избрать в качестве следующей — всегда промежуточной — остановки. Внутренний «лед» (отчуждения) остается нерастопленным; просто экзотическое окружение с его новизной притупляет боль существования.

Поиск выхода из «пустыни духа» приводит к пустыне «реального». По мере того как путешествие продолжается, становится ясно, что Порт и Кит, вопреки своим ожиданиям, найдут в Сахаре только песок и небо, смерть и безумие.

Несмотря на обилие автобиографических мотивов, было бы опрометчиво думать, как это делают многие (особенно после фильма), что Порт — это Боулз, а Кит — Джейн. Скорее, «Под покровом небес» можно рассматривать как воображаемый эксперимент, своеобразное «что если?», вживленное в ткань повседневного существования. Позднее писатель признавался: «Пишешь всегда про себя. Но пишешь о преображении пережитого опыта. В настоящей литературе конечный результат всегда получается отличным от пережитого». И добавил: «Литература, по-моему, это суеверный способ удерживать ужас на расстоянии, держать зло за порогом». Такое определение литературы — как заклятия, оберега — помогает нам лучше понять непрямую, опосредованную связь «творчества» с «жизнью». Они соотносятся друг с другом в третьей, лишенной измерения, «точке».

Точке становления, перехода, падения, бегства.

Каковое сталкивает с иным.

Столкновение двух типов мышления, двух противоположных культур — современной, западной, и древней, укорененной в традиции, — будучи сквозной темой творчества Боулза, никогда не разрешается в пользу какой-либо одной стороны. Он никогда не опускается до политической басни или моралите, но использует его как событие зеркальной встречи западного человека с инородным (в) себе. Такие встречи неизбежно катастрофичны. Особый зловещий колорит придает им холодновато-объективный, отстраненный стиль повествования. В отличие от большинства мастеров нагнетания ужаса, в сценах зверства или убийства Боулз редко вдается в чувственные описания; не прибегает он и к обилию прилагательных, чтобы показать, насколько невыносима пытка. Вместо этого, почти в клинических терминах, он просто констатируют факты, как если бы описывал самые заурядные вещи. Такая техника позволяет добиться несравненно более сильного эффекта; «Далекий случай» и «Нежная добыча», помещенные в этом томе, — подлинные шедевры, вырастающие до размеров аллегории «жуткого».

С этих двух вещей, напечатанных в «Митином Журнале» в переводе Василия Кондратьева, началось мое знакомство с «настоящим» Полом Боулзом — страшным, беспросветно мрачным, шокирующим. Вася собирался переводить и «Под покровом небес», и сделал бы это наверняка лучше меня, но — погиб. Погиб такой же страшной, шокировавшей многих смертью, напророченной им же самим в его рассказах, какой до этого погиб другой замечательный переводчик, основатель самиздатского журнала «Предлог» Сергей Хренов. Они дружили и обменивались книгами Боулза, как если бы те и вправду были оберегами, способными отвратить самое худшее. Их светлой памяти, памяти сделанного ими для русского языка, и вопреки традиции посвящать одни лишь оригиналы, я посвящаю этот перевод — несовершенный и только приближающийся к тому, чье имя по-русски могло бы означать еще и пронесенную мимо чашу.

Жизнь — это боль (исп.).

Что-нибудь ищете? (Фр.)

Эй! Мсье! Чего хотите? (Искаж. фр.)

Что ты там забыл? Что ты ищешь? (Фр.)

Улица Красного моря (фр.).

Арабские кафе (фр.).

Не знаю, хочу ли я идти туда этим вечером (фр.).

Нет, нет. Идем! (Фр.)

Нужно забавляться (фр.).

Это мерзость! (Фр.)

Тридцать один! Сорок! (Арабск.)

Мы спускаемся? (Фр.)

Пойдем (фр.).

А, вы там? (Фр.)

О, Господи, все ли в порядке с тобой? Садись, благослови тебя Аллах (арабск.).

Иди! Иди с нами! (Арабск.)

Разреши… Говори (арабск.).

Понял тебя! (Арабск.)

Здесь: Продолжай (арабск.).

Здесь: Он сказал тебе: очень (арабск.).

Да! (Арабск.)

Это не шлюха, я же тебе говорил! (Фр.)

Загадочный Фес, Эр-Франс, Посетите Испанию (фр.).

Извините, мсье… Вы говорите по-французски? — Да, да (Фр.)

Он ушел (искаж. исп.).

Ту мы посадим сюда (фр.).

Нет! Нет! Только чай! Без пирожных! (Фр.)

Кино для всех (фр.).

Скажи мне, неблагодарный, за что ты меня оставил одну (исп.).

Разумеется (исп.).

Извините. Я ошиблась номером (фр.).

Шпионит (фр.).

Извините, мсье (фр.).

Один чай (арабск.).

Два кофе (фр.).

Местный табак (фр.).

Ну, мерзавцы! Теперь мы наверняка в Айн-Крорфе! (Фр.)

Здесь: Нет! Идите прочь! (Арабск.)

Роскошь для всего мира, ах! (Фр.)

До свидания, дорогой мсье (фр.).

До свидания (арабск.)

Нет, нет, нет! Приходи быстрее! (Фр.)

Увы! Обязательно! (Арабск., фр.)

Кто? Что? (Арабск., фр.)

Номер двадцать! (Фр.)

Здесь: Выпей, тебе пойдет на пользу (арабск.).

Благодать (арабск.). (Вообще, — религиозный термин, означающий нечто среднее между божественной силой, благодатью и озарением. — Прим. ред.)

Как принято в Триполитании (фр.).