Роман Сенчин - Любовь, или Не такие, как все (сборник)

– Вы в своем уме, Виктория Робертовна? Каких работ? Баб голых? Вы оскандалиться хотите?

– При чем здесь бабы? – возмутилась заведующая. – Девушка принесла несколько его работ, выполненных на высочайшем художественном уровне. Живопись и графика!

– Чего?! Какая?.. Откуда у него?.. – председатель задумался.

– Иван Иванович, нет, – сказал Спиридонов. – Никакой живописи, никакой графики. Миленький антисоветчик и маргинал и представлять советское искусство не достоин.

– Да как же?! – всплеснула руками Виктория Робертовна. – Там же такое!.. Девушка принесла…

– Уважаемая Виктория Робертовна, – Спиридонов уставился заведующей в глаза. – Вы знаете эту девушку? Нет? А я знаю. Ее вчера сняли с ленинградского поезда за безбилетный проезд, она несовершеннолетняя бродяжка, к тому же вчера она же обвиняла Миленького в изнасиловании. Да-да, Иван Иванович, это была она, и мне стоило усилий убедить милицию в беспочвенности обвинений.

– И что ты предлагаешь?

– А предлагаю я вам отправляться по своим делам, а мне предоставить заниматься своими.

Председатель кивнул:

– Добро. Только я что-то сомневаюсь, что эта девица планирует идеологическую диверсию.

– А кто сказал, что планирует? – удивился Спиридонов. – Не нужно искать злой умысел там, где все можно объяснить глупостью.

– Чего? – ухмыльнулся Иван Иванович.

– Это Наполеон Бонапарт сказал, – пояснила заведующая. – Никогда не приписывай злонамеренности то, что вполне объясняется некомпетентностью.

– Развели тут клуб знатоков, – фыркнул председатель. – Виктория Робертовна, пожалуйста, садитесь в машину, я вас до столовой подвезу. А ты, лейтенант, давай, разруливай ситуацию. Мне краснеть перед областью не с руки. Леонтьев, заводи!

Спиридонов помог заведующей сесть в «уазик» и галантно закрыл дверь. Урчащий «козел» тут же уехал, оставив после себя лишь сизое облачко.

– Вот и все, – сказал лейтенант, подойдя к Таське.

– Что – все? – Таська обернулась и посмотрела ему в глаза.

– Ничего не осталось, – сказал Спиридонов. Этих прямых взглядов он насмотрелся и не понимал, чего это все праведно возмущенные товарищи норовят в гляделки играть. – Потому и все.

– Тебе-то что с того? – с деланым равнодушием спросила Таська. – Баб голых жалко?

– Девочка, следи за языком – я старше тебя на восемь лет.

– А что ты сделаешь? Ударишь? Как Миленького?

– Вызову милицию. Оформим тебя по всем правилам, как несовершеннолетнюю. Поместим в приемник-распределитель, телеграмму родителям. Посидишь, подумаешь – можно ли шляться где попало.

– Ну давай, вызывай.

Спиридонов сделал было шаг, чтобы ухватить Таську за руку, как вдруг Миленький встрепенулся, поднял к небу кулаки и петушиным голосом прокричал:

– Хрен вам, американцы!

Спиридонов досадливо сплюнул:

– Какого хрена тебе нужно было, а? Зачем ты именно на этот поезд села?

Таська посмотрела на Спиридонова и с сардонической улыбкой сказала:

– Так это ты! Да? Ты проводнице настучал, что я без билета!

– С чего ты взяла?

– А потому что бог шельму метит. Слышал про карму? Гадость сделаешь – она к тебе самому вернется. Земля-то, видишь, – круглая. Ты мне дорогу перебежал, а я – тебе.

Спиридонов молча слушал. Всегда полезно дать оппоненту высказаться и опустеть. Пустые кувшины легче наполнять.

– Ты затем сюда и ехал, чтобы у Миленького его фотки купить, да? Потому что родину любишь и за кровные свои избавляешься от тлетворного влияния Запада, ага? А картины его довеском купить хотел, иначе Миленький может порнографию свою и не отдать.

– Подслушивала?

– И даже подглядывала.

– И что с того? Кто тебе поверит?

– А я и рассказывать никому не буду. Довольно и того, что ты с носом остался.

– Я имел полное право!

– Ты и сейчас имеешь – катиться на все четыре стороны.

Таська наклонилась, подхватила Миленького под мышки и начала поднимать. Миленький капризничал, сопротивлялся, но Таська перекинула его руку себе через плечо – и потащила прочь.

– Эй, ты куда? – крикнул Спиридонов. – Я с тобой еще не закончил!

– Не твое дело.

Таське не было тяжело, но она боялась, что сейчас этот мерзавец в штатском устроит какую-нибудь подляну за то, что она ему помешала. Однако Спиридонов не проронил ни звука. Просто стоял и смотрел, как Таська тащит на себе Миленького.

Солнце стояло высоко, пот катился по Таське градом, а она все тащила на себе тушку Миленького и сдаваться не собиралась. Спиридонов мог быть совсем рядом. Интересно, он настоящий кагэбэшник или притворяется? Наверное, все же настоящий, только решил служебным положением воспользоваться. А что? Взял эти фотки, поехал в командировку за рубеж и там толкнул барыгам по баснословной цене. Чего уж греха таить – она и сама об этом думала, несмотря на то, что ей никто зарубежную командировку не оформит.

Несколько раз в пути она отдыхала, с досадой думая о том, что зря на мытье десять копеек потратила – уже опять вся угваздалась и провоняла. Однако довольно бойко дотащила свою ношу до домика с петухами на ставнях, положила в тени штакетника, а сама пошла разговаривать с хозяином.

Лейтенант Забийворота в майке и трениках раскачивался в самодельном гамаке и что-то лениво жевал. Лицо его было умиротворенным и бессмысленным, как у коровы на лугу. Сходство с коровой усиливала ахроматическая гамма одежды – белый верх, черный низ.

Таська неслышно подошла вплотную к гамаку и позвала:

– Анатолий Михайлович. Это я, Таисия.

Забийворота открыл глаза.

– Чего опять?

– Анатолий Михайлович, я извиниться пришла. Вы вовсе не трус. Я это в сердцах сказала.

Милиционер снова закрыл глаза.

– Трус, не трус, какая теперь разница, – вздохнул он. – Начальник все равно пистона вставил.

– Простите меня, пожалуйста. У вас неприятности из-за меня.

– Будто у меня в первый раз неприятности.

Кряхтя и отдуваясь, он вылез из гамака и посмотрел на Таську.

– Хочешь сказать, что только ради прощения попросить пришла?

Таська покраснела.

– Нет. Тут такое дело…

– Денег не проси, нету. На последние тебе вчера билет купил.

– Нет-нет, денег не надо. Вам, наверное, странной просьба покажется…

– Не юли уже!

– Можно, Миленький у вас на ночь останется? У него будка на свалке сгорела, ему жить теперь негде. А завтра ему новую поставят!

– Девка, ты что – с глузду съехала? – похрустев суставами, Забийворота снова полез в гамак. – Ты только вчера ему тяжкое пришить хотела, а сегодня уже заступаешься?

– Я ошиблась, – покраснела Таська. – Он вовсе не плохой, он… несчастный.

– Кто несчастный? Миленький? – Забийворота сплюнул, но как-то неловко, и слюна попала ему на грудь. Чертыхнувшись, он начал вытираться майкой. – На полном довольствии у города. Кормим, поим, одеваем. А бабам он проходу не дает – все от одиночества да от горя-злосчастья.