Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы

Взрыв солдатского хохота не дает Зябликову ответить.

– Давай сначала глянем, что у нас на бивуаке творится, – говорит он. – Боюсь, как бы солдатики чего не учудили.

Ну, так и есть: несколько весельчаков запрягают верблюда в ротную арбу, где сидит перепуганная молодая женщина, жена командира Второй роты.

– Ой, понесет, говорю вам, понесет! – причитает она.

– Ничего, барыня, – отвечают солдаты, – не боитесь, пойдет не хуже коня!

Длинноногий верблюд упирался, но шутники с грехом пополам запрягли.

– Эй, что вы делаете! – возмущается Зябликов. – Отпустить немедленно, кому говорю.

– Как скажете, ваше благородие, – соглашается белобрысый солдат. – Велено отпустить – отпускаем.

Почувствовав свободу, верблюд срывается с места и рысью мчит на длинных ногах под визг напуганной женщины и восторженный хохот солдат.

– Ты вот говоришь, мы должны цивилизовать Туркестан, – замечает Борджевский, глядя, как солдаты с улюлюканьем ловят верблюда, – а по-моему, это Туркестан понемногу превращает нас в азиатов.

– Да мы и без того изрядные азиаты, – говорит подошедший Туркевич, – потому мы здесь англичан всегда бивали и бивать будем. Местные-то чуют в нас родственную душу, а британцы чего? Смех, да и только.

А ведь он прав, думает Зябликов, мы, русские, перемешанный народ: страна наша – между Европой и Азией, видать, потому в каждом из нас европеец и азиат то и дело меняются местами, не замечая друг друга, как не замечают друг друга день и ночь. Я понял, как много в России Европы, когда побывал во Франции. Чтобы распознать Азию, пришлось отправиться в Туркестан.

Я хочу верить, что наша столица – прекрасный европейский город, но, возможно, я сам не замечаю, как Азия наползает на его улицы и площади.

Наверное, Еве было там нелегко, догадывается он. Когда она восхищалась барочной роскошью летнего Петергофа, студеной красотой Зимнего дворца – не была ли она таким же иностранцем, как я в Бухаре? Прекрасные здания – и дикие, варварские обычаи. Может, таким и видела она Петербург?

И тогда пришли они к отшельнику, что жил в солончаковой пустыне. Не было вокруг ни травы, ни деревьев, ни пения птиц. Низко согнувшись, вошли они в его жилище, почтительно опустились перед ним и спросили его:

– О, скажи нам, отшельник, почему ты живешь здесь один, посреди пустыни?

И отвечал им отшельник:

– Пустыня ширится сама собою: горе тому, кто сам в себе носит свою пустыню! Посмотрите на себя: ваши плечи давит много тяжестей, много воспоминаний; много злых карликов сидят, скорчившись, в закоулках ваших. Есть в вас скрытая чернь; многое в вас криво и безобразно. Нет в мире кузнеца, который мог бы исправить и выпрямить вас.

И склонились они перед отшельником и спросили его:

– Возможно, Бог смог бы выпрямить нас и исправить?

Но засмеялся отшельник и сказал:

– Из далеких краев вы пришли и, видать, долог был ваш путь. Гонцы не приносили вам писем, вести не достигали ваших ушей. Возможно ли это, чтобы вы еще не слышали о том, что Бог мертв .

Услыхав это, задрожали они в смертном страхе, ибо не было страшнее вести, чем весть о смерти Бога. И вновь вопросили они отшельника:

– Что же делать нам? Где взять нам мужество, чтобы продолжить свой путь?

И отвечал отшельник:

– Кто смотрит в бездну, но глазами орла, кто хватает бездну когтями орла – лишь в том есть мужество. Теперь перед вами – бездна, пустота без границы и дна. Отныне все зависит лишь от вас – что поймаете вы в этой бездне, какую добычу принесете в когтях. Принесите же себе право для новых ценностей – это самая страшная, самая ценная ваша добыча! Но предупреждаю вас: остерегайтесь чародеев и шарлатанов, ярмарочных зазывал и паяцев, остерегайтесь тех, кто красивыми словами туманит ваш разум, кто рассыпает дешевый бисер взамен сверкающих алмазов, кто приходит, дабы возгласить вечные истины.

Так говорил отшельник.

Еще ниже склонили они свои головы и спросили его:

– Что нам делать, когда встретим мы таких людей?

И отвечал отшельник:

– Видите там, в углу, стоят две крепкие палки? Возьмите их, и когда встретите чародея и шарлатана – бейте его этими палками, пока палки не сломаются!

Почтительно склонились они, и каждый взял по палке. А потом набросились на отшельника и били его, приговаривая:

– Не ты ли возгласил нам вечные истины? Не ты ли принес нам дешевый бисер своих афоризмов? Не ты ли красивыми словами затуманил наш разум?

И они били его, пока не поломались палки у них в руках.

Рассмеялся тогда отшельник и сказал:

– Какие хорошие вещи подарил мне, однако, этот день. Каких редких собеседников нашел я!

Так говорил отшельник. И, почтительно простившись с ним, они вышли друг за другом на чистый воздух, в прохладную, задумчивую ночь.

Шестого марта у развалин Имам-Баба к их отряду присоединились стрелковый закаспийский батальон, 6-я горная полубатарея, рота саперов и полк кубанских казаков. Через неделю поздно ночью войска вышли к Кизил-Тепе и разбили там бивуак, а утром, когда белесый туман поднялся над землей, поплыл и рассеялся, на левом берегу реки стали видны четыре афганских редута.

– Британцы поработали, – говорит полковник Туркевич, рассматривая редуты в бинокль, – афганцы сами бы так не смогли.

– А что за дело британцам до оазиса Пендже? – спрашивает Зябликов.

– Отсюда идет дорога на Герат, – говорит Туркевич, – а там и до Индии рукой подать.

– Неужели британцы всерьез верят, что мы пойдем на Индию?

– Не знаю, – отвечает Туркевич, – но тут такое дело: либо ты наступаешь, либо обороняешься. Может, нам надо пойти на Индию, чтобы Британия не пошла на Бухару и Самарканд? Это называют Большой игрой.

Зябликов кивает. Он знает, что вот уже почти сто лет Британия и Россия соперничают в Средней Азии, хитростью, подкупом и силой подчиняя себе местных эмиров, ханов и царьков. Но еще никогда русские и британские войска не встречались здесь лицом к лицу. Неужели на нашу долю выпала честь впервые померяться здесь силами с Британией, величайшей из империй, которые знало человечество?

А ведь Ева родилась в Лондоне, думает Зябликов. Считает себя француженкой, но все-таки… что бы сказала Ева, узнай она о нашей миссии?

Река журчит меж камней, солнце приближается к зениту, буро-желтые холмы расстилаются до самого горизонта. Афганцы кричат с того берега гортанными чужими голосами.

– Чего хотят? – спрашивает Зябликов, и Борджевский, вслушавшись, переводит:

– Кричат, чтобы мы убирались, они, мол, не мервцы и не туркмены… они, афганцы, англичан не раз бивали – и нас побьют. Мол, здесь начнут, а к вечернему намазу будут в Мерве!

– Это вряд ли, – говорит Туркевич. – Впрочем, пусть себе кричат. Посмотрим, чего запоют, как до дела дойдет.