Рейнбоу Рауэлл - Фанатка

– Кэт… прости меня, – повторил Ливай.

Она не знала, за что именно он извинялся. Он исподлобья посмотрел на нее, в его взгляде читалось искреннее сожаление, даже раскаяние.

– Это был просто поцелуй, – сказал он, хмурясь.

– Какой из них? – спросила Кэт.

Ливай положил руки на затылок, позволив длинной челке упасть на лицо.

– Оба.

Кэт глубоко и прерывисто вздохнула:

– Ясно. Что ж… приму к сведению.

– Я не думал, что…

– Ливай! – оборвала она его на полуслове и посмотрела в глаза, пытаясь придать своему взгляду серьезности. – Сколько бы раз я ни благодарила тебя за то, что ты привез меня сюда, будет недостаточно. Но сейчас я прошу: уезжай. Я не целую парней просто так. Поцелуи… для меня это не просто так. По этой причине я избегала тебя. Хочу сделать это и сейчас. Хорошо?

– Кэт…

Дверь звякнула, и на пороге появилась медсестра в цветастой форме.

– Хотите навестить пациента? – улыбнулась она Ливаю.

Кэт поднялась, взяла сумку и посмотрела на него.

– Спасибо, – сказала она ему и последовала за медсестрой.

Когда Кэт вернулась в холл, Ливай уже уехал.

Она взяла такси до отцовского офиса, чтобы забрать там его машину. В салоне было полно оберток от фастфуда и скомканных листков с идеями. Приехав домой, она вымыла посуду и написала сообщение Рен.

Звонить Кэт не хотела. Не хотела говорить: «Привет, ты была права. Он накачан лекарствами и, возможно, не придет в себя еще несколько дней. Не было особой причины приезжать домой, если, конечно, тебе все равно, что он будет проходить через все это один. Но он не будет один, потому что я рядом».

Отец уже долгое время ничего не стирал. Ступеньки, ведущие в подвал, были завалены грязным бельем, будто папа на протяжении нескольких недель просто скидывал туда вещи.

Кэт загрузила стиральную машинку битком.

Потом выбросила пустые коробки с плесневелыми кусками пиццы.

В ванной увидела строчки, написанные пастой на зеркале, – может, стихотворение, а может, просто набор слов. Но Кэт понравилось, и она сфотографировала стих, прежде чем стереть.

Будь они с сестрой дома, точно заметили бы все симптомы.

Они с Рен всегда присматривали за папой.

Могли найти его в машине посреди ночи – он сидел там и исписывал страницы совершенно бессвязными идеями, а они приводили его обратно в дом.

Видели, когда он пропускает ужин, считали за ним чашки выпитого кофе. Замечали излишнюю оживленность в голосе.

В такие моменты они старались сдерживать его.

Обычно все получалось. Видя, как они напуганы, отец сам испытывал ужас. Он сразу же шел в постель и спал пятнадцать часов кряду. Назначал встречу со своим психологом. Снова пробовал пить лекарства, хотя они втроем знали, что это ненадолго.

– Когда я принимаю их, то не могу думать, – как-то вечером сказал он Кэт.

Тогда ей было шестнадцать лет. Она спустилась вниз проверить входную дверь, обнаружила, что та не заперта, и закрыла ее, по неведению оставив отца снаружи. Оказалось, он сидел на ступеньках, а когда позвонил в дверь, то перепугал Кэт до смерти.

– Они затормаживают работу мозга, – сказал отец, сжимая в руке оранжевый пузырек с таблетками. – Разглаживают все извилины… Может, все плохое как раз происходит в извилинах, как, впрочем, и хорошее. Они подчиняют твой мозг, как строптивого скакуна, чтобы он полностью выполнял их приказы. Мне же нужен мозг, который гуляет на воле, понимаешь? Мне нужно думать. Если я не буду думать, то кем я стану?

Все было не так уж плохо, когда папа спал вдоволь. Когда ел яичницу, которую они с сестрой готовили ему на завтрак. Когда не работал по три недели подряд без выходных.

Немного безумен – да, но это было нормально. Легкое безумство делало его счастливым, продуктивным, харизматичным. Клиенты чуть ли не клевали гениальные идеи с его рук.

Дочери присматривали за ним. Замечали, когда легкое безумство приобретало более тяжелый характер. Когда харизматичность уступала место помешательству. Когда искорки в глазах превращались в ослепительную вспышку.

Кэт не ложилась до трех часов ночи, разбирая завал в доме. Будь они с Рен здесь, они смогли бы предвидеть беду. И предотвратить.

На следующий день Кэт взяла ноутбук с собой в больницу Святого Ричарда. Оставался тридцать один час, чтобы написать рассказ. Она могла без проблем отправить свою работу профессору Пайпер по электронной почте.

Рен наконец ответила на эсэмэску.

Ты здесь? Завтра экзамен по психологии.

У них был один и тот же профессор по психологии, но разные группы.

Кэт ответила:

Мне придется пропустить.

Рен тут же написала:

ЭТО НЕПРИЕМЛЕМО.

НЕ ОСТАВЛЮ ПАПУ ОДНОГО.

Сообщи профессору по электронке, может, разрешат сдать позже.

Хорошо.

Напиши ему. Я с ним поговорю.

ОК.

Кэт не смогла выдавить из себя «спасибо», ведь Рен тоже следовало пропустить экзамен.

Отец проснулся около полудня и съел картофельное пюре с желтой подливой. Кэт видела, что он злится, потому что находится здесь и из-за слабости не может в полной мере излить свою злость.

В палате висел телевизор, и Кэт нашла повтор серии «Девочки Гилмор». Папа всегда смотрел с ними этот сериал, ему безумно нравилась Сьюки. Стоявший на коленях ноутбук погас, и Кэт закрыла его, прислонившись к койке отца и глядя в телик.

– А где Рен? – спросил папа во время рекламы.

– В колледже.

– А ты не должна тоже быть там?

– Завтра начинаются рождественские каникулы.

Папа кивнул. Его взгляд был угрюмым и далеким. Каждый раз, когда отец моргал, Кэт казалось, что у него не хватит сил разлепить глаза.

Около двух часов дня пришла медсестра и принесла лекарства. Затем появился врач, который попросил Кэт подождать в коридоре. На выходе из палаты доктор улыбнулся.

– У нас все получится, – оптимистичным и успокаивающим голосом произнес он. – Просто пришлось довольно быстро отключить его.

Кэт сидела рядом с отцом и смотрела телевизор, пока не вышло время посещений.

Расправившись с уборкой, Кэт вдруг почувствовала себя неуютно, оказавшись дома в одиночестве. Она пыталась уснуть на диване, но слишком уж близко он стоял к входной двери и к пустой отцовской спальне, поэтому Кэт поднялась в свою комнату и забралась в постель. Это тоже не сработало, тогда она перелезла на кровать Рен, прихватив с собой ноутбук.

Отец уже три раза лежал в больнице Святого Ричарда. Первый – летом после ухода мамы. Папа отказывался вставать с постели, тогда они с сестрой позвонили бабушке, и та на некоторое время перебралась к ним. Прежде чем уехать, она набила морозилку полуфабрикатами лазаньи.

Второй раз пришелся на шестой класс. Отец стоял у раковины, смеялся и говорил, что девочкам больше не надо ходить в школу. «Лучшее образование – это сама жизнь», – сказал он. С подбородка свисали пропитавшиеся кровью обрывки туалетной бумаги, которую он прижал к порезам бритвой. Кэт и Рен пришлось пожить какое-то время у тети Линн в Чикаго.