Array Амритрай - Современная индийская новелла

— Да лучше побираться или умереть. Если любовь настоящая…

— Бросьте. Вечного ничего нет. Время все меняет, — грустно сказал Кенчаппа.

— Ну нет, я с этим не согласен. Если любовь настоящая, измены быть не может.

— Это только красивые слова. В жизни по-разному бывает.

Кенчаппа снова принялся за работу.

Рахиман все еще не мог прийти в себя. Беспорядочные мысли сменяли одна другую. Перед его глазами, как кадры киноленты, мелькали картины последних четырех лет его жизни. Ради кого он рисковал жизнью? Ради кого полумертвый от усталости и голода одолел пешком столько тысяч километров? Ради нее… А она отплатила черной изменой… И Карим… родной брат… Ну что ж, если так…

— Мне нужен топор. Не продадите ли?

— Почему не продать? Для того и делаю. Две рупии.

Рахиман вытащил из-за пояса мелочь, отсчитал две рупии, а оставшиеся две аны затолкал обратно.

Кенчаппа выбрал один из готовых топоров.

— Туповат, — сказал Рахиман. — Мне бы поострее.

— Что вы такое говорите? — возмутился Кенчаппа. — Куда острее? Дрова же рубить.

— Все-таки поточите еще.

— Воля ваша.

Кенчаппа подточил топор.

Рахиман поднялся.

— Дом будете смотреть? — спросил кузнец.

— Сегодня нет. Поздно уже. Завтра приду.

Когда Рахиман ушел, Кенчаппа в недоумении покачал головой: «Чудной какой-то. Расспрашивает, расспрашивает, а скажешь — не верит. Тронутый, что ли? И топор, говорит, тупой. Топор как топор. Не головы же им рубить — дрова. Олух царя небесного!»

За деревней был лесок. Рахиман срубил подходящий сук и приладил топорище. Вроде ничего. Он ударил топором по свисавшей вниз толстой ветке раскидистого дерева. Ветка с треском рухнула на землю. Рахиман усмехнулся. Вот это да! Топор что надо. И в руках сила есть.

В Хосахалли Рахиман, расспросив встречных, нашел дом Карима. Дверь была открыта. По дороге Рахиман решил, что сразу же войдет, но теперь вдруг остановился у порога. Карим, изображая лошадь, бегал по комнате на четвереньках. Всадниками были дети, девочка и мальчик. Рядом, поддерживая малышей, чтоб не упали, бегала Унниса. Девочка погоняла лошадь, а мальчик, совсем крошка, весело смеялся. Карим, когда его понукали, звонко ржал и, топоча ногами, припускал еще быстрее. Унниса покатывалась со смеху.

Вдруг игра приостановилась. Унниса подхватила мальчика, а девочку прикрыла краем сари. Карим вскочил на ноги. С минуту все молчали.

— Что вам нужно, дядя? — спросила Унниса.

У Рахимана будто язык отнялся.

— Может, дров нарубить или какая другая работа найдется, хозяюшка? — наконец выговорил он.

— Что вы! Мы люди бедные. Где нам нанимать других! — ответил Карим.

— А-а! — только и выдохнул Рахиман и на негнущихся ногах пошел прочь. Едва он вышел, как дверь закрыли на задвижку.

«Как она счастлива! Как им всем хорошо! Боже, почему ты так жесток ко мне?!» — беспрерывно повторял Рахиман. У пруда он поднялся на насыпь и швырнул топор в воду. Потом сел и, положив голову на руки, закрыл глаза.

На следующий день в пруду недалеко от деревни Хосахалли нашли труп. Никто из жителей не опознал его. Решили, что это бродяга, и так его и похоронили.

Нежная и легкая, как пух, как истертый в порошок мускус, земля. Стоит только подуть ветру, и летит она легкой пылью, — так при малейшем дуновении сыплется пыльца с облитого вешним цветом дерева. Возьмешь в горсть — мягкая, как птичий пух. Богатая земля!

Для Ханумаппы это не просто клочок земли в три акра, перешедший к нему по наследству от отцов и дедов, это сама мать-кормилица. Умирая, его отец, Сураппа, сказал сыну:

— Ханумаппа, эта земля — мать для нас. Пока она наша, у детей всегда будет рис и молоко. Что б ни случилось, не расставайся с нею.

И прав был Сураппа, знал, что говорил. Пройдет хороший дождь — и можешь не беспокоиться. На полгода обеспечен рисом. А как красива земля во время уборки хлопка! Черная обычно, она покрывается белой кипенью, и только там-сям клочки тяжелых туч, припав к ее груди, клубятся на ветру. А что за огурцы растут на этой земле. Все жители деревни утоляют ими жажду в летний зной. Хлопок, чечевица и горошек, выращиваемые Ханумаппой, славятся во всей округе. В базарные дни от похвал Ханумаппа прямо раздувается от гордости, как коробочка хлопка в пору созревания.

Но, конечно, земля землей, а само собой ничего не приходит. Ханумаппа гордится землей, но и заботится о ней. Это неустанный труд его отца и дедов сделал ее такой мягкой. Рой вглубь хоть на два-три фута — ни камешка не встретишь. И навоз сослужил немалую службу. Три пары волов состарились, работая на ней и унавоживая, чтобы сделать ее пухлой и нежной, как ложе из цветочных лепестков. Рассказывают, что как-то еще при жизни деда — его тоже звали Ханумаппой — случился сильный падеж скота и волы подохли, а как раз пришло время бороновать. Тогда Ханумаппа с сыном впряглись в борону вместо волов и взрыхлили землю. Такие воспоминания наполняли сердце Ханумаппы еще большей гордостью за свою землю.

В этом году мать-земля — одна щедрость. Каждая веточка на кустах хлопка обернулась пушистыми белыми комками. Какой богатый урожай! Рвешь, рвешь — рука устает, а хлопка на кусте не убавляется, словно и не собирал вовсе. Веселое щебетание женщин, убирающих хлопок, их мелодичный смех переполняют сердце Ханумаппы радостью. Уже выросла огромная гора собранного хлопка. Опередив других сборщиков на два шага, идет сын Ханумаппы — крепкий и сильный, как Бхима [96] Бхима — персонаж древнеиндийского эпоса «Махабхарата», отличающийся высоким ростом и силой. . Его широкая спина блестит на солнце. Сидя в тени акации и жуя бетель, Ханумаппа смотрит во все глаза и насмотреться не может. Хлопок и сын, сын и хлопок. Что еще надо для полного счастья? Отяжелевшие от зноя и переполнявшей его радости веки Ханумаппы прикрываются, и он, словно испив божественного нектара, погружается в сладкую истому. Ничто на свете не может сравниться с пьянящим напитком счастья!

Не менее счастлив и еще более опьянен и сын, Рамаппа, но счастлив другим счастьем и опьянен другим хмелем. Его руки споро обрывают хлопок, а сердце его — с Ситалакшми, работающей рядом. Когда она смеется какой-нибудь шутке, ее переливчатый смех отдается в сердце Рамаппы серебряным перезвоном колокольчиков.

Иногда она бросает в его сторону быстрый, как молния, взгляд, и он перестает видеть кусты вокруг — будто кто-то взмахнул перед его глазами мечом, вобравшим в свое отточенное лезвие всю слепящую силу солнца. Руки его рвут хлопок. А в сердце только она — чудесный лотос, красующийся на тихих водах хлопкового моря. И сам звук ее имени ему сладостней мелодичных звуков в и ны [97] В и на — струнный инструмент. .