Иэн Макьюэн - Закон о детях

Она вошла, зал встал, она села и оглядела участников. У ее локтя лежала тонкая стопка светло-кремовой бумаги, и она положила рядом ручку. Только тут, при виде этих чистых листков последние следы, осадок от собственных обстоятельств исчезли окончательно. Больше не было личной жизни, она была готова погрузиться в чужие.

Перед ней сидели три группы участников. От больницы – ее приятель, королевский адвокат Марк Бернер, и два солиситора [9]. От Адама Генри и его опекунши из Службы поддержки по делам семьи и детей – пожилой барристер Джон Тови, которого Фиона не знала, и его солиситор. От родителей – королевский адвокат Лесли Грив и два солиситора. Рядом с ними сидели мистер и миссис Генри. Отец, поджарый, загорелый, в хорошо сшитом костюме с галстуком, сам мог сойти за преуспевающего юриста. Его ширококостная жена была в больших очках с красной оправой, ее глаза за стеклами казались крохотными. Она сидела прямо, крепко скрестив руки на груди. Особой робости в них не было заметно. Фиона догадывалась, что за дверью скоро соберутся журналисты в ожидании, когда она их впустит, чтобы выслушали решение.

– Вам известно, что мы собрались здесь по чрезвычайно срочному делу. Время дорого. Пожалуйста, имейте это в виду и говорите кратко и по существу. Мистер Бернер.

Она наклонила голову в его сторону, и он встал. Он был лысый, грузноватый, но с изящными ногами – тридцать восьмого размера, по слухам, – и над этим потешались за его спиной. У него был приличный сочный тенор, и наивысший успех выпал на их долю в прошлом году, когда они исполнили «Der Erlkönig» [10]Шуберта в Грейз-инне на ужине в честь выхода на пенсию лорда-судьи, обожателя Гете.

– Да, буду краток, миледи, ибо, как вы заметили, дело неотложное. Ходатай по этому делу – больница имени Эдит Кэвелл в Уандсворте, которая просит у суда разрешения на лечение молодого человека, именуемого в документах А, которому меньше чем через три месяца исполняется восемнадцать. Четырнадцатого мая, надевая щитки перед крикетным матчем в школе, он почувствовал острую боль в брюшной области. В следующие два дня боли стали очень сильными, даже непереносимыми. Терапевт, несмотря на большой опыт и квалификацию, был в затруднении и обратился…

– Я прочла документы, мистер Бернер.

Барристер продолжал:

– В таком случае, миледи, полагаю, все стороны признают, что Адам страдает лейкозом. Больница желает лечить его обычным способом, четырьмя препаратами – это общепринятая тактика, применяемая всеми гематологами, что я могу подтвердить…

– Нет необходимости, мистер Бернер.

– Благодарю, миледи.

Бернер быстро описал стандартный курс лечения, и на этот раз Фиона его не прерывала. Два из четырех лекарств воздействуют непосредственно на раковые клетки, тогда как другие два токсичны, в особенности для костного мозга, подавляя иммунную систему, способность продуцировать красные и белые кровяные тельца и тромбоциты. Поэтому во время лечения прибегают к переливанию крови. Но в данном случае больнице препятствовали. Адам и его родители – свидетели Иеговы, их вера запрещает вводить в тело препараты крови. В остальном молодой человек и родители согласны на любое лечение, какое может предложить больница.

– А что было предложено?

– Миледи, уважая желание семьи, применяли только специфические лекарства от лейкоза. Их считают недостаточными. Сейчас я хотел бы пригласить консультанта-гематолога.

– Прошу.

Свидетельское место занял и был приведен к присяге мистер Родни Картер. Высокий, сутулый, строгий, он смотрел из-под густых седых бровей с тяжелым презрением. На нем была светло-серая тройка, из пиджачного кармана торчал уголок синего шелкового платка. Впечатление создавалось такое, что судебную процедуру он считает вздором, и мальчика надо немедленно тащить за шиворот на переливание.

Последовали стандартные вопросы, удостоверяющие его bona fides [11], стаж и квалификацию. Фиона тихо кашлянула, Бернер понял намек и энергично приступил к допросу. Он попросил доктора кратко охарактеризовать состояние пациента.

– Совсем нехорошее.

Просьба пояснить.

Картер вздохнул и обвел глазами собрание, увидел родителей и отвел взгляд. Его пациент слаб, сказал он; как и ожидалось, появились первые признаки одышки. Если бы он, Картер, имел свободу действий, то с вероятностью восемьдесят или девяносто процентов была бы достигнута полная ремиссия. При нынешнем курсе шансов гораздо меньше.

Бернер попросил сообщить данные анализов крови.

Когда он поступил, сказал Картер, содержание гемоглобина было 8,3 грамма на децилитр. Норма – около 12,5. Гемоглобин неуклонно падает. Три дня назад было 6,4. Сегодня утром – 4,5. Если снизится до трех, ситуация станет крайне опасной.

Марк Бернер хотел задать еще один вопрос, но Картер его перебил.

– Норма лейкоцитов от пяти до девяти. У него сейчас – одна и семь десятых. Тромбоциты…

Фиона прервала его:

– Напомните, пожалуйста, их функцию.

– От них зависит свертываемость крови, миледи.

Норма, сообщил суду консультант, – около 250. У мальчика – 34. Если упадет ниже двадцати, следует ожидать спонтанного кровотечения. Тут Картер слегка отвернулся от барристера и как будто обратился к родителям.

– Последний анализ показывает, – мрачно сказал он, – что новая кровь не образуется. У здорового взрослого образуется в среднем пятьсот миллиардов кровяных клеток в сутки.

– А если бы вы могли сделать переливание крови, мистер Картер?

– У мальчика были бы приличные шансы. Хотя не такие, как если бы мы делали переливания с самого начала.

Бернер помолчал несколько секунд, а потом заговорил, драматически понизив голос, словно Адам Генри мог его подслушать.

– Вы объясняли пациенту, что с ним будет, если не переливать ему кровь?

– В самых общих выражениях. Он знает, что может умереть.

– Он не представляет себе, как именно наступит смерть. Не обрисуете суду в общих чертах?

– Если угодно.

Бернер и Картер, по-видимому, сговорились воздействовать на родителей страшным прогнозом. Это было разумно, и Фиона не стала им мешать. Картер медленно проговорил:

– Это будет мучительно не только для него, но и для лечащего персонала. Некоторые медики рассержены. Обычно они вешают кровь, как выражаются американцы, весь день. Они просто не понимают, зачем рисковать жизнью пациента. Один из признаков общего ухудшения – он начнет задыхаться, ему будет очень страшно, и здесь уже помочь ему нечем. Ощущение будет такое, как будто он медленно тонет. Перед этим может возникнуть внутреннее кровотечение. Возможно, откажут почки. Некоторые пациенты слепнут. Или – может произойти инсульт с какими угодно неврологическими последствиями. Случаи бывают разные. Несомненно одно: это будет ужасная смерть.