Михаил Веллер - Приключения майора Звягина. Роман воспитания

Приходил Звягин, валился в кресло, откусывал пирог, безжалостно волок ее за шиворот дальше:

— Что значит — времени нет?! Вот будет у тебя муж, да дети, да болеют, да стирать, готовить, доставать, да самой на работу — то ли запоешь!.. Это все цветочки — дождешься ягодок.

К Новому году Клара прибавила, наконец, килограмм. Звягин торжествовал победу: «Самое трудное — дело сдвинулось с места! Дальше пойдет легче».

После очередного телефонного рапорта Клары жена не выдержала:

— Леня, ну зачем ты так мучишь девчонку несбыточными иллюзиями! Раньше или позже тебе это надоест, как надоедали все твои ненормальные увлечения, и с чем она тогда останется?..

Хорошее настроение Звягина было несокрушимо:

— С приличной внешностью — вот с чем она останется! Если красивая женщина отличается от некрасивой, собственно, лишь некоторыми деталями, то каждую деталь по отдельности можно — и нужно! — привести в порядок. Это предельно просто и очевидно.

Относительно простоты он немного преувеличивал: хорошего протезиста-стоматолога пришлось поискать.

Громоздкий и ловкий, как медведь, стоматолог сунул Клару в кресло, включил слепящую фару и полез ей в рот:

— Так, хорошо, правильно… — поощрительно урчал он. — Через месяц можете сниматься на рекламу зубной пасты. — И достал из стерилизатора шприц.

В животе у Клары похолодело тягуче и жутко.

— Прямо сейчас… уже?.. — в панике спросила она, надеясь на первый раз отделаться осмотром.

— Женщины вообще храбрые, — сказал стоматолог. — Недавно у меня один здоровый мужик — увидел шприц — и потерял сознание.

Клара зажмурилась, открыла рот и судорожно вцепилась в ручку кресла.

— А что вы вцепились в кресло? — обиделся стоматолог. — У меня больно не бывает.

Страх инквизиторской пытки сменился радостным удивлением: оказалось вполне терпимо. Мохнатая лапа стоматолога, в которой щипцы выглядели маленькими, действовала без видимого усилия. Звякнуло в плевательницу — раз, два, три… четыре…

— И как вы эту гадость во рту терпели… — сочувствовал стоматолог. — Во-от сюда мостик поставим… короночку, и здесь… эти пеньки сточим и на штифтики поставим фарфоровые — как по ниточке ровно будет.

— Шпашибо, — прошамкала Клара, вставая.

— Не разговаривай. Через неделю подживет — и начнем…

Дома она долго скалилась в зеркало. «Как прореженный огород…» Всплакнула, но долго плакать было некогда: упражнения для ног, аэробика, компресс на голову, ванна, — а завтра в шесть вставать на работу.

Последующие визиты слились в цепь дней, четко делившихся на две половины: страх и тоска ожидания — и некий блаженный хмель от того, что все прошло небольно и хорошо. Она садилась в кресло, и в мозгу словно открывала работу слесарная мастерская: грохот, скрип, тряска, во рту жужжало и хрустело, пахло едким лекарством и жженой костью, аж дымилось, губы оттягивались ватными тампонами, и вдруг проливалась на язык прохладная струйка воды. От напряжения она забывала дышать. Стоматолог промакивал ей пот салфеткой и успокаивающе урчал.

Она подсчитывала, во что ей обойдутся новые зубы. Черная касса, продать новые сапоги, подзанять… ничего, рассчитается.

— Какая ерунда! — гремел Звягин, гоняя ее в магазин за молоком. — Дубленка стоит дороже, чем все твои акции по перевоплощению!

Кончался январь — темный, морозный, радостно-трудный.

— Вот так! — довольно рявкнул стоматолог, навинтив на штифт последний белоснежный фарфоровый зуб, и щелкнул по нему ногтем. Взял со стеклянного столика с инструментом зеркальце и поднес Кларе:

— Устраивает?!

Она не могла насмотреться. Зубы сияли — ровные, белые, плотные, кое-где с крохотными щербинками — неотличимые от настоящих.

— Миллион за улыбку! — взревел стоматолог и выключил свою слепящую фару. — Сияй на здоровье.

«Ах», — сказали девочки в цехе. Клара сияла. «Подождите…»

— Подождите, — скромно пообещал Звягин домочадцам, — я ее еще устрою работать диктором на телевидение.

— Лучше в немое кино, — посоветовала дочь, гладя школьное платье.

— У нее голос, как у нашего коменданта гарнизона, помнишь? — пояснила жена. — Или это телефон так искажает?

— Я уже свел ее с преподавательницей художественного слова из театралки, — парировал Звягин. — Голос отличный, просто она не умеет им владеть. Научится. Защебечет птичкой!..

Клара «щебетала птичкой» сорок минут перед сном в ванне — больше времени в сутках не оставалось. Гортань, связки, диафрагма, дыхание… «Даже низкий и хриплый женский голос может быть красивым и обаятельным, — повторяла она услышанное, — если правильно пользоваться им: говорить негромко, без резких пауз и ударений, выработать легкое грудное придыхание, снижать иногда к полушепоту…»

— Зачем вы меня провожаете, Леонид Борисович? — спросила она «с легким грудным придыханием», когда по заснеженному бульвару Профсоюзов они шли к косметической клинике (подошла ее очередь на операцию). — Вы тратите на меня уйму времени…

— Ах, молодость! — мушкетерским тоном отвечал Звягин. — Прогулка с девушкой — что за отрада для старого солдафона, заскорузлого от чужих страданий эскулапа. А главное, — добавлял он, — жена меня к тебе не ревнует. Вот когда станешь выглядеть так, что заревнует, — все, больше времени не найдется.

— Совсем? — скрипнула Клара несчастно.

— Тогда уже у тебя не найдется времени для меня — человека немолодого, женатого, некрасивого и неинтересного.

— Это вы некрасивый и неинтересный?!

Звягин лукавил. Навязав Кларе свою волю (так он считал), — он относился к ней с ревностью собственника, сродни ревности художника к своему творению. И, не полагаясь полностью на непостоянный женский характер, провала своей затеи допустить не мог: подстраховывал каждый шаг. В тайной глубине души будучи убежден в безграничности человеческих возможностей — он был невысокого мнения о воле и характере большинства людей. «А ошибаться, — пожимал он плечами, — я предпочитаю в лучшую сторону».

Хирург, склонив голову на бочок, по-петушиному посмотрел на Клару сначала одним глазом, потом другим. Прыгнул вперед и внимательными пальцами стал мять ее лицо.

— Но-ос, нос-нос-нос… Ну и шнобель! — забормотал он.

Схватил рентгеновские снимки, завертел, глядя их на свет. Задумался, замычал, раскинул альбом с фотографиями:

— Будет вот так. Согласны?

Слева красовался профиль с устрашающим тараном поболее Клариного, справа — то же лицо с носом… ах, с чудесным, нормальным, заурядным носом — не нос, а мечта… Другие фото впечатляли столь же.

Клара в головокружении представила себя роботом, дождавшимся наконец спасителя-механика с набором дефицитных запчастей.