Михаил Веллер - Приключения майора Звягина. Роман воспитания

— Это вряд ли. А твое будущее могу, могу предсказать, Лешенька. Я тебя уничтожу, — обещает голосом ласковым и сдавленным.

— А самая главная твоя беда, Комоген, — это то, что ты меня встретил. Потому что меня учили не дожидаться милостей от природы. И сделаю я сейчас следующее. Врублю регулятор до отказа, чтоб нагрелось тут градусов до ста пятидесяти, скручу ручки за спину, прикрою тебе рот — и подержу, пока не станет на свете одним подлецом меньше. А потом вызову «скорую». И чин-чинарем: злоупотребил коньячком и перепарился, обычное дело.

И говорю я ему это почти всерьез. Встаю в дверях. И ненавижу его с редкой силой, аж жжет.

Есть мнение, что сильное чувство передается, сильное желание исполняется. Не знаю… А только обернулось все немного неожиданно. Потому что привстал Комоген, замахнулся — и вдруг сделался серо-чугунного цвета, крякнул и стал валиться на бок.

Подхватил я его, выволок в предбанник; пульс еле прощупывается, в горле хрип. Высунулся, ору шоферу. Телефон есть — вызываю «скорую».

У них там оч-чень приличная аптечка обнаружилась… М-да… Откачиваю я его, и не могу отделаться от невольной мысли: как же так получается, что сами собой сбылись мои слова, а я его спасаю; парадокс. В аптечке даже ампула строфантина оказалась. Ввел я ему и строфантин в вену, да без толку: давление по нулям, сердце встало [1] Жестокое лукавство Звягина может быть понятно лишь посвященным: в ампуле строфантина один кубик, и если ввести в вену не четверть и постепенно, а весь кубик и сразу, то любое сердце встанет, как милое; в медицине есть немало нюансов, необнаруживаемых никакой патанатомией и судмедэкспертизой. Похоже, что он сказал — то и сделал. . Массирую — не запускается. Ну, прибыла бригада, — отсос, дефибриллятор; поздно.

Вот такой странноватый и символический конец оказался у всей этой истории. Если кто хочет вывести мораль — пожалуйста.

— Помогать надо с разбором, — сказал сын.

— «Я тебя породил, я тебя и убью, — сказал Тарас Бульба», — процитировала дочка.

— Жалко мне того несчастного восьмиклассника, — помолчав, произнесла жена. — Ведь если подумать, мы сами его таким сделали.

Звягин взвесил на ладони синюю папку, открыл латунную дверцу кафельной печи, оставшейся с прежних времен, отодвинул вьюшку.

— Символической истории полагается иметь символический конец, — сказал он и чиркнул спичкой.

В тишине белесое пламя с нежной фиолетовой кромкой облизало картон и загудело, устремляясь в трубу. Звягин взглянул на часы.

— В «Титане» идет «Покаяние», и мы еще успеем на последний сеанс. Обожаю семейные культпоходы в кино, когда Юрка приезжает на каникулы. Есть в этом элемент доброй патриархальности.

Перед сном в постели жена тихо спросила, глядя в темноту:

— О чем ты думаешь?

— Что из Юрки выйдет.

—. Все, что зависело от нас, мы сделали…

— Наверное. А теперь все зависит от него самого.

Она села, обхватив колени. Профиль отчетливо вырисовался на фоне окна, освещенного уличным фонарем.

— Страшную историю ты рассказал… Почему ты ничего не говорил мне раньше?.. Я прекрасно помню ту твою командировку.

— А зачем? Свежо в памяти было. Да и не так приятно расписываться в некоторых поступках. В своей вине.

Она медленно обернулась, спросила севшим голосом:

— Какой вине?.. Почему ты молчишь? Послушай, иногда мне становится страшно, как мало я тебя знаю.

— Ты ж всегда заявляешь, что знаешь меня насквозь, — легко сказал он.

— Иногда я тебя боюсь. Мне кажется, что ты способен на что угодно.

— Это лучший комплимент мужчине.

— Леня, — прошептала она, — ты думаешь, я не догадываюсь… Неужели ты…

— Ты романтичная школьная учительница, начитавшаяся мелодрам, — перебил Звягин. — Сейчас не время догадываться, сейчас время спать. — Он зевнул и повернулся на бок.

Ночью, когда она проснулась, Звягин стоял у окна.

— Ты плохо себя чувствуешь?

— Я всегда чувствую себя отлично. Старая проблема: долг солдата иногда вступает в противоречие с долгом врача. Спасать или наоборот? Обычно за тебя решают другие. А надо решать самому.

— Ты хочешь сказать…

— Нет на моей совести пятен, — сказал Звягин. — Ошибки — есть, как у каждого. А пятен — нет. Ты это хотела знать?

— Да, — сказала она… — Я люблю тебя.

— Ну наконец-то, — хмыкнул Звягин. — Слушай, ночью почему-то очень хочется есть. В холодильнике котлет много осталось? И молоко? На самом деле очень глупо отдавать ужин врагу. Правда, врагу вообще глупо отдавать что бы то ни было. Все животные любят поесть на ночь и лечь спать, спокойно это переваривая. Недаром после еды клонит в сон. Природу не обманешь.

И все-таки зачем женщине заниматься толканием ядра или метанием диска, подумал Звягин.

Несерьезная эта мысль возникла ассоциативно по конкретному поводу: навстречу по вечерней улице женщина вела пьяного. Вела — не совсем точное слово, но «тащила» или «несла» тоже не полностью исчерпывали характер происходящего: рослый мужчина висел на ней, криво переставляя волочащиеся ноги.

Заметив взгляд Звягина, женщина остановилась, переводя дух и поудобнее перехватывая руку пьяного на своих плечах. Секунду поколебавшись, она в отчаяньи тихо воззвала:

— Извините!.. Помогите, пожалуйста, довести… Тут недалеко.

Видимо, холодное лицо Звягина сочувствия не выразило, потому что она стала поспешно оправдываться:

— С дня рождения веду… милиция ведь заберет… мне одной не справиться дальше… Помогите, пожалуйста.

— Крупный он у вас, — бесстрастно констатировал Звягин.

— Сил нет… — она стерла пот рукавом плаща.

В свете уличного фонаря Звягин принял пьяного, как раненого на рисунке в методичке, и двинулся с центнером малоподвижного груза за женщиной, облегченно отдувающейся.

— За уголок налево… вон уже дом виден… всего на третий этаж, — благодарно суетилась она.

Прохожие поглядывали отчужденно, не без брезгливости. Пьяный с шарканьем тянул по асфальту вялые ноги, пускал слюну и всем видом являл картину малопотребную. Спасибо хоть темно.

В квартире на шум показался заспанный мальчишка лет шести, бросился было обрадованно к матери, но, увидев незнакомца с висящим на нем отцом, поджался и юркнул обратно.

Уложив ношу на диван («Вот спасибо вам… вот выручили…»), Звягин критически осмотрел себя и пошел в ванную мыть испачканную полу плаща.

Разутый и укрытый одеялом пьяный храпел, а женщина накрывала в кухне на стол:

— Хоть отдохните пять минут… не откажите, — поставила запотевшую бутылку, рюмку.

— Спасибо, — сказал Звягин. — Я играю в другие игры.

— Ну чайку…

Выражение у нее было умоляющее. Потребность оправдаться томила ее, поговорить с кем-то, не оставаться одной…