Михаил Веллер - Приключения майора Звягина. Роман воспитания

Он обнадежил Звягина: случаи, когда считавшиеся погибшими люди обнаруживаются через десятки лет после войны, бывают много чаще, чем обычно думают: «Ведь десятки миллионов судеб перепутались!..» Взглянул на часы и побежал в экспозицию.

В проходной архива пропуск на Звягина уже лежал. Звягин настроился встретить дребезжащих старушек вроде «веселого архивариуса» из передачи «С добрым утром», но в комнате без окон, оклеенной рекламами, девочки после университета пили кофе и обсуждали фильмы Алексея Германа. Девочки стали строить глазки.

— Если вы точно знаете даже число отправки через Ладогу, это будет несложно, — улыбнулась Криница, крупная яркая блондинка.

Ему дали заполнить бланк и велели зайти завтра.

Жена, заразившись идеей поиска, весь вечер выспрашивала подробности и выдвигала варианты, типа привлечения юных следопытов.

— Хватит и того, что я на старости лет устроился в следопыты, — скептически сказал Звягин.

Конец ниточки нашелся.

Криница положила перед ним толстую серую папку:

— Вот — эвакуация детей школьного возраста в марте сорок второго года.

— Впервые в жизни радуюсь бумажной бюрократии и всяким справкам, — признался Звягин. — Во всем есть хорошая сторона, м-да.

На заложенной странице 317-Б была строчка среди прочих:

«Жихарев Петр Степан., 1938 г. р., 12 марта 1942 г.»

Криница перелистнула несколько страниц назад:

— Направление транспорта — Войбокало на Вологду.

Из документов эвакуационного бюро явствовало, что триста пятьдесят пять детей в сопровождении одиннадцати воспитательниц отправлены через Ладогу в эти сутки. Чем и исчерпывались данные.

— Надо запрашивать Вологду, — сказала Криница.

— В Вологду такой не прибывал… — ответил Звягин.

Принялись строить версии. Могли утопить машину на Ладоге, да. Могли обстрелять. Могли бомбить поезд уже восточнее. Мог в эвакуации уже умереть от элементарной дистрофии, — но тогда была бы запись на месте, легко выяснить. Это — худшие варианты.

А мог ведь и остаться в живых. В сутолоке тех страшных военных дней мог отбиться от своей группы, потеряться на станции, могли перепутать вещи и одежду в санпропускнике, мог список погибнуть, вместе с воспитательницей или старшей сопровождающей, мог быть ранен или контужен и забыть по малолетству свои имя и фамилию, да мало ли что могло быть… Все могло быть.

Запрос в Вологду Звягин направлять не стал. А попросил на работе поставить ему дежурства в графике на декабрь так, чтоб вышла свободная неделя подряд: взамен он отдежурит тридцать первого декабря и второго января.

Слякотным и мглистым декабрьским утром он кинул в портфель чистые рубашки, бритву и блокнот, принял заказы домочадцев на «настоящие вологодские кружева» и поехал в аэропорт.

В Вологде скрипел и искрился снег, воздух был розов, дышалось легко, Звягин пожалел, что по офицерской привычке не таскать с собой ничего лишнего он не захватил тренировочный костюм: взять бы в прокате лыжи и пробежаться хоть часок.

Он снял койку в гарнизонной гостинице, где всегда легче с местами, и позвонил в архив.

Размещался архив в стареньком двухэтажном здании, и пахло в нем именно классическим архивом: старой бумагой пахло, пылью и мышами. Опекаемый старенькой бодрой заведующей, Звягин провел здесь остаток дня и еще весь день, и узнал следующее.

Из трехсот пятидесяти — пяти детей и одиннадцати воспитательниц, фамилии которых он скрупулезно переписал в Ленинграде, в Вологду прибыло триста девятнадцать детей и десять воспитательниц. Жихарева Петра среди прибывших с той партией эвакуированных ленинградских детей — не значилось. Следовало предположить, что да, одна машина Ладогу не пересекла…

Новостью это не было — подтверждалось лишь известное.

Больше заинтересовало Звягина другое. В том же марте сорок второго года 37-й детский дом имени Маршала Тимошенко принял в числе поступивших еще с двумя партиями из Ленинграда четырнадцать человек с пометкой «родители не установлены»: малолетки, чьи документы каким-либо образом затерялись, и кто не мог назвать ни родителей, ни адреса, ни порой фамилии и даже имени. В мае сорок третьего года при слиянии двух детдомов они были переведены в Киров, в детский дом для сирот войны.

Четверо из них были мальчиками, возраст которых записали как трехлетних.

— Спасибо, — сказал Звягин, вручая старушке-заве-дующей торг, — кое-что я, кажется, нашел.

Ночь он проспал в приятно постукивающем поезде и сошел в Кирове с ощущением близости цели.

В облоно все нервничали, бумаги летали, вихрь проносился по коридорам: грянула какая-то проверка.

— Я к вам из Краснознаменного Ленинградского округа, — нагло представился Звягин в отделе кадров. — Требуется справочка…

Оказалось, что детский дом закрыт в шестьдесят первом году.

— Списки хранятся, безусловно. Срочно? Зайдите завтра…

В списках значились и те четверо уроженцев Ленинграда, эвакуированных в марте сорок второго года; именовались они как Петрищев Сергей Анатольевич, Середа Николай Александрович, Вязигин Павел Гаврилович и Хабаров Павел Павлович. В сохранности были и личные дела. («Имена, фамилии? Называли в честь близких, друзей, спасителей, писали иногда свою фамилию или придумывали что-нибудь — ведь без имени и фамилии человеку никак…»)

Вязигин в пятьдесят третьем году был осужден к трем годам колонии для несовершеннолетних, дальнейших сведений облоно не имело, и его Звягин из поисков исключил.

А областное управление внутренних дед располагало лишь информацией, что трое других в октябре пятьдесят седьмого года были призваны в армию и с тех пор по Кировской области не значатся.

— Подавайте на розыск, — посоветовал усталый капитан. — Через пару месяцев придет ответ; человек у нас потеряться не может.

Звягин составил заявление, заполнил три листка данных, положил на полированный стол и поехал брать билет на самолет.

…Отсиял елочными гирляндами Новый год, отсвистел ветрюгой с Балтики редкостно студеный январь, сыпануло ворохом открыток от старых сослуживцев 23-е февраля, — когда в официальных конвертах стали приходить извещения на запросы.

Хабаров жил в Кемерове. Петрищев — в Николаевской области. Середа Н. А. в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году окончил Ульяновское высшее военно-техническое училище и погиб девятого октября семьдесят третьего года при выполнении задания.

Звягин заказал по междугородному телефону Кемеровское и Николаевское УВД, объяснил ситуацию: ищет человека, спасибо за сведения, как узнать некоторые дополнительные обстоятельства?..

Минуло немало времени, пока он в последний раз перелистал ворох накопившихся справок и выписок, аккуратно подколотых к заполненным страницам блокнота, нашел нужную и позвонил.