Элисон Уэйр - Брачная игра

Я считаю, что отвращение Елизаветы к браку было вызвано тремя причинами. Во-первых, она наблюдала крушение нескольких браков своих родственников. Когда видишь, как рвутся брачные узы (добавьте к этому детский максимализм), уже не тянет мечтать о собственном замужестве. Во-вторых, она не желала делиться с мужем королевской властью. Недаром она заявляла Дадли – мужчине, которого, скорее всего, любила больше, чем кого-либо: «Я здесь единственная хозяйка, и хозяина мне не нужно!» И наконец, третья и самая важная причина. Во времена правления Тюдоров считалось, что правитель обладает всей полнотой власти над страной, а муж являлся таким же полновластным хозяином над своей женой. Самостоятельно правящая королева была для тогдашней Англии явлением весьма новым. Все началось с Марии. Выйдя за испанского короля Филиппа, она не пожелала отдавать ему власть над Англией, хотя для нее, воспитанной в католической традиции, главенствование мужа не вызывало возражений. Получается, королевскую власть Мария любила больше, чем мужа. Аналогичным образом и Елизавета, с таким трудом получившая трон, не хотела отдавать его кому-то из иноземных принцев, с которыми играла в брачную игру. Она любила повторять: «Я уже нахожусь замужем, и мой муж – английское королевство». Стоявшую перед ней дилемму Елизавета решила весьма смелым и революционным для ее времени образом: не выходить замуж и не рожать наследников. Тем не менее, будучи «лучшей невестой в своем приходе», она годами морочила голову принцам и королям, используя брачные переговоры в качестве политического оружия и средства достижения политических целей.

Как мы знаем, замуж Елизавета так и не вышла. Но была ли она королевой-девственницей в строгом смысле? Споры об этом велись, начиная с 60-х годов XVI века. Все время правления Елизавету сопровождали оскорбительные и непристойные слухи. Этому способствовало и ее поведение, которое в близком окружении королевы называли скандальным. Она разрешала Лестеру входить к ней в спальню и на глазах одевавших ее служанок подавать одежду. Ее видели стоящей голой перед окном спальни (один такой случай отражен документально). Уже достигнув пожилого возраста, Елизавета заставила французского посла стыдливо отводить глаза во время двухчасового разговора с ней. Разговор происходил в ее личных покоях. Вся одежда королевы состояла из халата, который распахнулся, показывая ее морщинистое тело от шеи и до пупа.

Многие посланники, отправленные принцами и королями на предмет сватовства, тщательно расспрашивали, является ли королева настоящей девственницей, и все они единодушно заключали: да, является. Сама Елизавета не понимала, почему о ней распускается столько грязных слухов и откуда берутся утверждения о якобы рожденных ею незаконных детях.

«Я не живу в укромном углу, – говорила она испанскому послу. – Тысячи глаз следят за каждым моим шагом. Стоит мне хоть немного споткнуться, и это породит неутихающий поток клеветы». Французский посол, хорошо знавший Елизавету, называл слухи «абсолютным вымыслом злобствующих людей, которые стремились оттолкнуть всех, кто был заинтересован в брачном и политическом союзе с королевой». Возможно, самым убедительным свидетельством следует считать слова Елизаветы, произнесенные в 1562 году. Как известно, она чуть не умерла от оспы. Был момент, когда смерть королевы казалась неизбежной, и она, готовясь предстать перед высшим судом, поклялась при свидетелях, что в своих отношениях с Робертом Дадли не допускала ничего непристойного. Елизавета верила в спасение души. Вряд ли в такой момент она решилась бы солгать, рискнув бессмертием души.

Как историк, я считаю, что Елизавета I, вероятнее всего, действительно была королевой-девственницей, хотя бы в формальном понимании. Что не мешало ей предаваться интимным удовольствиям с Дадли, о чем я и пишу в своем романе. Однако в другом моем романе – «Леди Элизабет», предваряющем события нынешнего, я допускаю вероятность того, что Томас Сеймур соблазнил четырнадцатилетнюю Елизавету и лишил ее невинности. Результатом этого была ее беременность и выкидыш. Исторический подход, именуемый «а что, если…», всегда привлекателен. Современники допускали, что между подростком Елизаветой и Сеймуром действительно были интимные отношения. Не будь таких домыслов, я бы не стала вводить эту тему в сюжет романа. Некоторым читателям она (тема) пришлась не по вкусу. Однако я не могла рвать ткань повествования и потому в «Брачной игре» сохранила ту же линию. Елизавета нашла удачное решение, объявив себя королевой-девственницей. Ряд ее высказываний содержит намек на то, что ее отвращение к браку вызвано главным образом (но не целиком) скандалом времен ее ранней юности, в котором был замешан Сеймур.

Я думаю, тот скандал значительно повлиял на решение Елизаветы оставаться незамужней. Весьма интригующе воспринимается мужской типаж, которому она отдавала предпочтение. Все мужчины, с которыми она флиртовала, были, подобно Сеймуру, смуглыми, дерзкими и даже немного опасными. Еще в юные годы Елизавета умела сдерживать свои чувства и весть о казни Сеймура внешне восприняла спокойно. Горевала ли она в душе – этого мы никогда не узнаем. Я не верю, что она по-настоящему отдавалась Роберту Дадли. Есть свидетельства, что их интимные отношения во многом происходили так, как описано в романе. Но я полагаю, что сумела в достаточной мере показать глубоко укорененный страх Елизаветы перед браком и сексуальными отношениями.

После смерти королевы, в 1604 году сын Лестера, которого тоже звали Робертом Дадли, утверждал, что его родители были официально женаты. По свидетельству Дагласс Шеффилд, бракосочетание происходило в 1573 году, в Эшере, при свидетелях. Однако проверить ее слова не представлялось возможным, поскольку на тот момент все свидетели бракосочетания уже умерли. Возможно, это была всего лишь уловка, позволяющая Роберту Дадли претендовать на отцовское наследство. Впрочем, сам лорд Лестер неизменно называл его своим незаконным сыном. Расставшись с Дагласс, Лестер, как известно, женился, а она вышла замуж. Поскольку вопрос о разводе не поднимался, скорее всего, женаты они не были.

Джордж Уайетт так и не закончил мемуары об Анне Болейн, а потому в них нет посвящения его покровителю. Нет и прямого указания на то, что Елизавета просила его написать о ее матери. Однако сам Уайетт намекает, что к написанию этих мемуаров его поощряли весьма важные персоны. Я вполне допускаю, что одним из них был Джон Уитгифт, архиепископ Кентерберийский, который заменил анонимного покровителя, когда тот умер. Подумав, я сделала допущение, что прежним покровителем Уайетта мог быть лорд Хансдон. Возможно также, что симпатии Уайетта к Анне, написанные в ответ на клевету католиков, были созвучны Елизавете, всегда трепетно относившейся к матери.