Дженни Нордберг - Подпольные девочки Кабула. История афганок, которые живут в мужском обличье

Трехлетний мальчик пытается вскарабкаться на второе отцовское колено, но его мягко ссаживают. Другие дети носятся вокруг стола; они еще маленькие, чтобы сидеть вместе со взрослыми, но уже довольно большие, чтобы заслужить место на чьих-нибудь коленях. И все равно Самир уделяет каждому щедрую долю внимания. Он так и лучится улыбкой, разговаривая о своих детях:

– Я так счастлив, что у меня большая семья! Мечта любого родителя – чтобы его дети подарили ему внуков. А если у человека нет детей, это проблема. Мне повезло.

Самир улыбается Асме. Девять выживших детей – это больше среднестатистических шести у афганской женщины. Пятнадцатилетняя Захра – третья, у нее четыре сестры и четыре брата.

Асма и Самир приходятся друг другу двоюродными братом и сестрой, брак у них договорной. По словам Самира, «это был выбор наших родителей с обеих сторон. И выбор Асмы».

Асма протестующе восклицает:

– Не-не-не! Это ты сто раз приходил в мой дом и говорил, что хочешь на мне жениться.

Самир хмыкает:

– Да ты сама хотела выйти за меня замуж – я до сих пор храню твои любовные письма! – он поворачивается ко мне: Асма находила его неотразимым, неужто это так трудно себе представить? – Я покажу вам свою фотографию в юности, и вы увидите, что я был очень красив.

Он тут же себя поправляет: им повезло еще и в том, какой выбор сделали за них родители. Остальные браки не похожи на их брак. Однако большая семья была инициативой Асмы.

– Это все ты виновата, – ухмыляясь, бросает Самир жене. – Может, еще одного хочешь?

Она заговорщически усмехается в ответ. В семье уже есть четыре сына, и ее задача более чем выполнена.

– Я же говорил тебе, что фабрика закрыта! Я повесил на нее замок!

Их младшая дочка – незапланированный ребенок. Когда Асма пошла к врачу с больным горлом, выяснилось, что у нее три месяца беременности.

Самир покатывается от хохота, когда вспоминает об этом сюрпризе, и начинает вилкой накладывать рис на свою тарелку. Еще один ребенок – это было бы тяжко. Они уже почти «переросли» свою квартиру, а переехать в другую не могут себе позволить. Эту они сняли у богатого родственника, когда вернулись из Пешавара после падения Талибана. В Пакистане они жили неплохо: там у семьи был свой маленький ковровый бизнес. Но в те годы Самир не мог летать, и это было для него почти невыносимо. Он никогда не был прирожденным торговцем коврами, как его родственники.

Асма переживает за свою дочь, переросшую пору бача пош :

– Поначалу у меня родилось только две дочери, и когда Захра захотела носить мальчиковую одежду, я была рада. Мне это нравилось, поскольку тогда у нас не было сыновей. – Она нерешительно замолкает, потом продолжает: – А теперь мы даже не знаем…

Самир соглашается, что пришло Захре время меняться:

– Я тысячу раз говорил ей, что нужно покрывать себя длинной одеждой и отпустить волосы. Но она говорит, что это ее собственный выбор. Она сейчас вытянулась, стала даже выше старших сестер. Она отказывается. Может быть, в ней есть что-то от меня, – говорит он с ноткой отцовской гордости.

Асму не веселят мужнины уступки в вопросе внешности Захры, и она с жаром убеждает Самира, что теперь в том, как выглядит их дочь, есть некая неправильность.

Я говорила Асме, что мы уже встречали немало девочек, подобных Захре, хотя до сего дня все наши знакомые были младше ее. А как с этим обстоят дела на Западе, интересуется Асма, прося меня объяснить, каковы универсальные правила относительно внешности женщин.

– Если вы идете по улице в своей стране и видите девушку с короткими волосами и похожую на парня, считаете ли вы это постыдным?

Видя, что Захра вся превратилась в слух, я тщательно взвешиваю свои слова:

– У нас девушки с короткими стрижками и в брюках – явление очень обыденное, и это не считается постыдным.

Асма не удовлетворена:

– Но вы-то сами что думаете?

– Я встречала здесь немало девочек, которые живут как мальчики, – говорю я, пытаясь отыграть мяч обратно. – Это личный выбор каждой семьи. Но я не могу с уверенностью сказать, полезно ли это для девочек – или это проблема. Возможно, и то и другое?

Но психологические последствия Асму не интересуют. Ее больше беспокоят социальные.

– Возможно, в афганской культуре это будет позорно – теперь, когда Захра стала старше.

Асма умолкает. В последнее время она много думает об этой проблеме. Но на сей счет в учебник не заглянешь; и пока Захра определенно не выглядит как женщина. По какой-то причине она развивается не так быстро, как сестры, хотя и не выходит за пределы физической нормы. Асма объясняет:

– У нее есть то, что и у других девушек.

Захра ошеломленно поднимает глаза на мать:

– Зачем ты об этом им говоришь? Это личное дело!

Асма закатывает глаза. Это же правда, что она – женщина, так что здесь постыдного?

– На мой взгляд, ничего особенно плохого в этом нет, – продолжает Асма, словно разговаривая сама с собой. – Она же не бреет голову или еще что… Да, она носит брюки и короткую стрижку. Но она не очень мужеподобна. Захра – это нечто… среднее, как мне кажется.

Отец Захры лишь качает головой. В сущности, он не одобряет выбор Захры в одежде и прическе, но, поскольку его весь день нет дома, ему трудно это контролировать. Сегодня его дочь одета в свой обычный наряд, состоящий из брюк и мешковатой рубахи. Отец, кажется, не против. Но, поглядывая одним глазом на Асму, он объявляет, что Захра не относится к матери с должным уважением. И они больше не разрешают ей выходить на улицу по вечерам. Самир всегда считал привилегией возможность иметь в семье дополнительного сына, пусть даже Захра теперь стала немного старше. В этом все равно есть преимущества: она может бегать по поручениям и выполнять другие более трудные задачи, указывает он, как бы защищая и себя, и Захру.

Его воззрения по поводу брака и семьи распространяются на всех дочерей, включая Захру: каждой афганке следует вступить в брак и иметь детей. Это естественный ход жизни. Рано или поздно это случится. Но он признает, что ее нынешний внешний вид сбивает его с толку.

– Я постоянно напоминаю себе, что на самом деле она – моя дочь. Но она настолько превратила себя в мальчишку, что я часто забываю об этом.

Он снова хохочет. Его дочка – немного бунтарка, как и он сам. Захра улыбается, низко наклоняясь над тарелкой с мантами .

Потом Асма приносит показать свою фотографию, на которой она в образе гламурной, нарядной, молодой замужней женщины. Она, одетая в бледно-голубое платье, серьезно смотрит в камеру, а рядом с ней на диване сидит крохотная Захра. На этой фотографии Захре едва ли два года, она в джинсах и темной маленькой джинсовой курточке, с короткой стрижкой. «Все по ее собственному выбору!» – восклицает Асма. Поскольку у Захры в то время не было старших братьев, этот наряд, должно быть, был куплен специально для нее. Повторюсь: каждый бача пош был результатом желания родителей иметь в семье сына.