Джулия Грегсон - Жасминовые ночи

– У меня тоже была успешная карьера, – завизжала Янина. – С трех лет я училась на балерину и практически разорила семью. Меня едва не приняли в труппу «Sadler’s Wells», и вообще, не преувеличивай, ты сама глупая женщина! – Ее лицо исказилось злобой. – Подумаешь, волосы чуть позеленели.

Когда Саба вбежала в комнату, Арлетта с горящими глазами орала на танцовщицу. Все было бы даже забавно, но Арлетта уже балансировала на цыпочках и занесла руку, готовая влепить Янине затрещину.

Саба встала между ними.

– Эй! Эй! Эй! Эй! Перестаньте! Успокойтесь! Тише, Арли! У тебя нормальный цвет!

От вздувшихся вен бледное лицо Янины походило на анатомическую карту.

– Что ты говоришь? Как это успокойтесь? Город горит, немцы наступают.

– Город не горит, – возразила Саба. – Я только что ехала по улицам, никаких немцев там нет. Все в порядке. – Она подошла к окну, распахнула жалюзи и испытала шок при виде летящих в небе хлопьев сгоревшей бумаги и красноватых отблесков огня.

На лестнице послышался тяжелый топот. Все застыли от страха. Повернулась дверная ручка – и они перевели дух. Это был Бэгли. Он был возбужден, ко лбу прилип кусочек горелой бумаги.

– Девочки, паника отменяется, – объявил он. – Никаких немцев. Произошел взрыв на бумажной фабрике на улице Муски, вот все и перепугались. Приказ остается прежний. В посольстве нервничают. Все делается на ходу. Нас хотят выпроводить из города как можно скорее. Завтра после полудня за вами приедет транспорт.

Значит, мы начинаем работать. – Казалось, Бэгли видел себя в роли Ричарда Третьего и смаковал этот момент. Он взглянул на Арлетту и Янину, усевшихся как можно дальше друг от друга. – Сейчас нам важнее всего работать дружно. Собирайте вещи, девочки! Проверьте, чтобы у вас было все в порядке с документами. Не оставляйте ничего, что можете взять с собой. Да не оставит нас всех наша британская удача! Прихлопнем немцев рано или поздно.

С тяжелым сердцем он сообщил матери, что отправляется в Северную Африку. Несколько дней он носил этот секрет и чувствовал себя призраком и обманщиком, который лишь притворялся сыном своих родителей. Хуже всего было то, что мать сияла от счастья и радовалась приезду сыночка, готовила его любимые блюда. Они вместе смотрели семейные альбомы. Как-то вечером она даже сыграла для него Джоплина и Листа, а также трепетный этюд Шопена, от которого сжалось его сердце. Мать разочарованно вздохнула: «Когда-то я так хорошо это играла».

В ту минуту она стояла в холле в старом пальто и собиралась гулять с собакой. Бонни, их старый лабрадор, нетерпеливо натягивал поводок. Сначала Дом сообщил хорошую новость, что его, возможно, скоро повысят в лейтенанты. Потом она спокойно и покорно выслушала остальное – что он зачислен в группу Королевских ВВС Западной пустыни и отправится в Северную Африку. Их эскадрилья дислоцируется в пустыне, на полпути между Каиром и Александрией. Она сборная, и кроме британцев там воюют пилоты из Австралии, США и Канады. В основном они будут сопровождать бомбардировщики средней дальности, атакующие аэродромы противника.

– Ма, там не хватает людей, – сказал он ей. – А я освою полеты на «Киттихауках» [74], я еще не летал на них. – Все так и было; лгать ей не было смысла: она была умная женщина и регулярно читала газеты. – Там сейчас собирается мощная группировка. Планируется массированный удар.

Она наклонилась и погладила собаку по голове.

– Я так и знала, что ты скоро уедешь.

В последние месяцы она выслушивала его сетованья, что ему скучно на новом месте службы в учебной части в Астон-Дауне. Что у них там только учебные полеты, а доверять свою жизнь рукам легкомысленного или азартного молодого пилота не менее рискованно, чем сражаться в воздухе с противником. Отчасти это было справедливо.

Бонни заскулил. «Пора с ним гулять», – сказала мама. Дом смотрел в окно, как она быстрым шагом шла к лесу. Она сильно похудела и в резиновых сапогах, которые надевала в слякоть, казалась почти девочкой.

Ее не было дольше обычного, а вернулась она с покрасневшими, опухшими глазами и сразу поднялась наверх, в свою спальню. Вышла лишь к ужину в красивом платье, со свежей помадой на губах.

Они столкнулись на лестнице.

– Какой приятный вечер, – проговорила она как ни в чем не бывало. – Давай покушаем на террасе.

К огромному облегчению местных фермеров, дождь, весь день грозивший пролиться на лежавшее на лугах сено, так и не пошел. На западе, над эстуарием реки Северн, небо расчистилось, и его украсил невероятно живописный закат.

– Великолепная мысль, ма, – сказал Доминик. – Спасибо. – Словно вечер преобразился благодаря ее магии.

– Сейчас мне трудно это говорить… – Голос матери дрогнул, она коснулась ладонью его щеки. – Но я горжусь тобой. Правда горжусь, только, может, мало это показываю.

– Пока что нечем гордиться, – пробормотал он и не кривил душой.

На кухне он помог маме размять картошку. Она дала ему поднос со столовыми приборами и попросила накрыть на стол.

– На двоих или на троих? – по привычке спросил он, хотя уже знал ответ.

– Ну, накрой и на него, хотя едва ли можно его ждать. – Она стояла в облаке пара, проверяя шпинат.

На террасе было тепло. Темнело. Мать зажгла свечу. Пахло свежескошенной травой. Вдали прыгали огоньки – это трактор ездил по лугу, торопясь сгрести сено до дождя.

Они ели ее замечательное жаркое из дичи, когда до их слуха донесся хруст шин по гравию – это приехал отец на своем маленьком «Остине». Большую машину, «Ровер», он поставил на колодки в бывшей конюшне – она жгла слишком много бензина.

– Он уже знает, – быстро сказала мать. – Я сообщила ему. Пожалуйста, не заводи об этом разговор, пока мы не поужинаем.

При свете пламени ее лицо казалось изможденным. Она еле сдерживала слезы.

Отец остановился под фонарями, высокий и худой, в темном костюме и темной шляпе. В руке он держал толстый портфель.

– Ох, эти мужчины, честное слово! – Неожиданно рассердившись, мать встала со стула. – Почему они всегда опаздывают?

Она удалилась на кухню. Ее порция рагу остывала на тарелке.

– Так-так, старина. – Отец неловко похлопал его по плечу. – Я слышал, что ты снова отправляешься на фронт? В Северную Африку?

– Да, – ответил Дом. – Я…

– Господи, Фрэнк, зачем говорить об этом? Давайте для разнообразия послушаем тебя. – Мать со стуком поставила на стол поднос с новыми порциями рагу. Старый пес испуганно вскочил и вопросительно поглядел сначала на хозяйку, потом на хозяина.

– Я голоден, дорогая, – напряженным голосом ответил отец. – Может, ты позволишь мне сначала снять шляпу и поесть? Я оперировал с девяти утра.