Эмма Донохью - Комната

Я стараюсь, но у меня плохо получается.

— Ты лежишь и прижимаешь его к полу.

— Прости. — Я снова начинаю плакать.

— Не надо извиняться, у тебя отлично получается. Попробуй перекатиться на другой бок.

— В какую сторону?

— Туда, где, как тебе кажется, ковер дает слабину. Может, ляжешь на живот, а потом снова найдешь край и потянешь за него?

— Не могу.

Но мне все-таки удается сделать это. Я высовываю наружу один локоть.

— Отлично, — говорит Ма. — Ты уже ослабил ковер вверху. Может, попробуешь сесть? Как ты думаешь, сумеешь ли ты сесть?

Я пытаюсь, но мне становится больно. Нет, сидеть завернутым в ковер невозможно.

Тем не менее я сажусь. Теперь снаружи уже оба моих локтя, и ковер развертывается у моего лица. Я могу вылезти из него.

— Я вылез! — кричу я. — Я — банан!

— Да, ты банан, — говорит Ма и целует меня в лицо, которое уже все мокрое. — А теперь давай повторим.

Когда я устаю и нам приходится прекратить тренировки, Ма рассказывает мне, как все будет происходить снаружи.

— Старый Ник поедет по улице. Ты будешь сзади, в открытом кузове, и он тебя не увидит, понял? Держись за край кузова, чтобы не выпасть, потому что машина будет ехать очень быстро, вот так. — Она тянет меня, мотая из стороны в сторону. — Потом он нажмет на тормоза, ты это почувствуешь — ну, тебя кинет в другую сторону из-за того, что грузовик затормозит. Это будет означать, что вы подъехали к перекрестку, где водители должны на несколько секунд остановиться.

— Даже он?

— Да. Поэтому, когда ты почувствуешь, что грузовик остановился, можешь спокойно выпрыгивать.

В открытый космос. Я не произношу этих слов, поскольку знаю, что этого делать нельзя.

— Ты приземлишься на тротуаре, он твердый, как… — Ма оглядывает комнату, — как керамика, только поверхность его не такая гладкая. А потом беги как можно скорее, как Пряничный Джек.

— Но ведь его съела лиса.

— Да, это неудачный пример, — говорит Ма. — Только на этот раз мы должны обмануть преследователя. — «Джек, будь ловким, Джек, будь храбрым, прыгни через канделябры». — Беги по улице подальше от грузовика, как можно быстрее, как, помнишь, мы смотрели с тобой мультфильм «Бегун»?

— Том и Джерри тоже быстро бегают.

Ма кивает.

— Самое главное, чтобы Старый Ник тебя не поймал. Ой, только беги по тротуару, если сумеешь, это часть дороги, которая возвышается над мостовой, а не то тебя собьет машина. И кричи погромче, зови на помощь.

— Кого?

— Ну, не знаю, кого-нибудь.

— Как это «кого-нибудь»?

— Ну, просто подбеги к первому же попавшемуся человеку. Или… впрочем, будет уже довольно поздно. Может быть, на тротуаре не будет ни одного прохожего. — Ма грызет ноготь большого пальца, и я не говорю ей, чтобы она прекратила. — Если никого не увидишь, помаши рукой машине, чтобы она остановилась, и скажи людям, которые будут в ней сидеть, что ты и твоя Ма были похищены. А если на дороге не будет машин — не дай бог, конечно, — я думаю, тебе нужно будет добежать до какого-нибудь дома — любого дома, у которого будут светиться окна, — и со всей силы колотить в дверь кулаками. Но помни, беги только к дому с горящими окнами, а не к тому, где будет темно. Тебе нужно будет стучать в нужную дверь, знаешь, где это?

— В передней части дома.

— Попробуем сделать это сейчас? — Ма ждет моего ответа. — Разговаривай с людьми так, как ты говоришь со мной. Представь себе, что они — это я. Что ты скажешь?

— Я и ты…

— Нет, представь себе, что я — это люди в доме, или в машине, или на тротуаре, скажи им, что ты и твоя Ма…

Я делаю вторую попытку:

— Ты и твоя Ма…

— Нет, ты должен сказать: «Моя Ма и я…»

— Ты и я…

Ма переводит дыхание.

— Ну хорошо, это не важно, просто отдай им мою записку — ты ее еще не потерял?

Я гляжу в трусы.

— Она исчезла! — Но тут я чувствую ее между своими ягодицами — она соскользнула туда. Я вытаскиваю ее и показываю Ма.

— Держи ее спереди. А если случайно потеряешь, то просто скажи людям: «Меня похитили». Повтори.

— Меня похитили.

— Скажи четко и громко, чтобы они услышали.

— Меня похитили! — ору я что есть мочи.

— Отлично! Они позовут полицию, — говорит Ма — и, я надеюсь, полиция обыщет весь задний двор и найдет нашу комнату. — Но ее голос звучит как-то неуверенно.

— С газовой горелкой, — напоминаю я.

Мы снова начинаем тренироваться. Я до бесконечности повторяю слова: смерть, грузовичок, выбираюсь из ковра, прыгаю, бегу, кто-нибудь, записка, полиция, газовая горелка. Всего девять пунктов. Я сомневаюсь, что смогу удержать их в голове. Ма говорит, что, конечно, смогу. Ведь я — супергерой, мистер Пятилетний.

Мне разрешается самому выбрать блюда на обед, поскольку это особый день, наш последний день в этой комнате. Так говорит Ма, но мне в это плохо верится. На меня неожиданно нападает страшный голод, я выбираю макароны, и сосиски в тесте, и крекеры — это три обеда сразу!

Когда мы играем в шахматы, я от страха два раза проигрываю, а потом мне уже не хочется играть. Мы ложимся поспать, но заснуть не можем. Я сосу молоко сначала из левой, потом из правой груди, затем опять из левой, пока в ней почти ничего не остается. Ужинать нам не хочется. Мне снова приходится надевать футболку, испачканную рвотой. Ма говорит, что носки снимать не надо.

— Иначе собьешь себе на улице ноги. — Она вытирает один глаз, потом второй. — Надень самые толстые носки.

Я не знаю, почему она плачет из-за носков. Я забираюсь в шкаф и нахожу под подушкой зуб.

— Я положу его себе в носок.

Ма качает головой:

— А вдруг ты на него наступишь и поранишься?

— Не наступлю. Он будет лежать вот здесь, сбоку.

Уже 6:13, наступает вечер. Ма говорит, что должна завернуть меня в ковер, Старый Ник вполне может прийти сегодня пораньше. Из-за моей болезни.

— Давай еще немного подождем.

— Ну…

— Прошу тебя.

— Хорошо, садись на ковер, чтобы я смогла тебя быстро завернуть.

Мы снова и снова повторяем наш план, чтобы я запомнил все девять пунктов: смерть, грузовичок, выбираюсь из ковра, прыгаю, бегу, кто-нибудь, записка, полиция, газовая горелка.

Всякий раз, услышав бип-бип, я дергаюсь. Но дверь не открывается — мне это только кажется. Я гляжу на нее, ее глаза сверкают, как кинжал.

— Ма?

— Да?

— Давай лучше убежим завтра.

Она наклоняется и крепко прижимает меня к себе. Это означает «нет». Я снова ощущаю ненависть к ней.

— Я бы сделала это ради тебя, если бы могла.

— А ты разве не можешь?

Ма качает головой:

— Прости меня, но сделать это должен ты, причем сегодня. Но я буду в твоей голове, понял? Я буду все время разговаривать с тобой.

Мы опять до бесконечности повторяем план Б.

— А что, если он развернет ковер? — спрашиваю я. — Чтобы убедиться, что я действительно умер.