Эмма Донохью - Комната

— Воришка, не воруй!

Он шутливо рычит в ответ:

— Молчать, щенок!

Бабушка показывает мне толстую книгу с фотографиями каких-то детей. Она говорит, что это Ма и Пол, когда они были маленькими. Я делаю вид, что верю ей, пока не замечаю девочку, снятую на пляже, на том самом пляже, куда возили меня бабушка с отчимом. Эта девочка — точная копия Ма. Я показываю ей снимок.

— Да, это я, — говорит она, переворачивая страницу.

Я вижу снимок Пола, машущего рукой из окна огромного банана, который на самом деле является статуей, и другой снимок, где Ма и Пол едят мороженое в рожках. Рядом стоит дедушка, но он здесь совсем другой, и бабушка тоже, на фотографии у нее темные волосы.

— А где фотография с гамаком?

— Мы все время качались на нем, и никому не пришло в голову сделать снимок, — поясняет мне Ма.

— Это ужасно, что у тебя не осталось никаких снимков, — говорит вдруг бабушка.

— Каких снимков? — спрашивает Ма.

— Ну, Джека, когда он был младенцем и потом, когда чуть-чуть подрос, — отвечает бабушка. — Чтобы запомнить его таким.

У Ма делается скучное лицо.

— Я не забуду ни единого дня из этих семи лет. — Она смотрит на свои часы, а я и не знал, что у нее есть часы. У них острые стрелки.

— Когда тебе надо вернуться в клинику? — спрашивает отчим.

Ма качает головой:

— Меня сегодня выписали. — Она вынимает что-то из кармана и показывает нам — это ключ на колечке. — Догадайся, что это такое, Джек. Теперь мы с тобой будем жить самостоятельно.

Бабушка называет Ма по имени.

— Ты думаешь, это хорошая идея?

— Это моя идея, мам. Все в порядке. Меня будут круглые сутки окружать советчики.

— Но ты никогда раньше не жила за пределами родительского дома.

Ма удивленно смотрит на бабушку, и отчим тоже. Он вдруг разражается громким смехом.

— Это совсем не смешно, — говорит бабушка, толкая его в грудь. — Она знает, что я имела в виду.

Мы с Ма идем наверх укладывать мои вещи.

— Закрой глаза, — говорю я ей, — у меня для тебя сюрприз. — Я ввожу ее в спальню. — Та-да! — Я жду ее удивленных возгласов. — Это наш ковер и другие вещи, которые прислала нам полиция.

— Я вижу, — отвечает Ма.

— Посмотри, вот мой джип и дисташка…

— Давай не будем тащить с собой целый воз старого барахла, — говорит она, — возьми только то, что тебе действительно нужно, и положи в свою новую сумку с Дорой.

— Но мне все это нужно.

Ма вздыхает:

— Делай как знаешь.

А что я знаю?

— Все вещи были привезены в этих коробках.

— Я сказала, бери что хочешь.

Отчим укладывает наши вещи в заднюю часть белой машины.

— Мне надо получить новые права, — говорит Ма, когда бабушка выезжает на дорогу.

— Ты, наверное, утратила навыки вождения.

— Ой, я утратила все свои навыки, — отвечает Ма.

Я спрашиваю:

— Почему?

— Ну, помнишь, что произошло с Железным Человеком, — говорит Ма через плечо. Она поднимает локоть и ойкает от боли. — Ну что, Джек, купим себе машину?

— Да, а еще лучше вертолет. Супервертолет-поезд-автомобиль-субмарину.

— Ну и аппетиты у тебя!

Мы долго-долго едем на машине.

— Почему мы так долго едем? — спрашиваю я.

— Потому что это на другом конце города, — отвечает бабушка. — Фактически в другом штате.

— Мам…

Небо постепенно темнеет. Бабушка оставляет машину там, где велит ей Ма. Я вижу большой плакат: «Независимый жилой комплекс». Бабушка помогает отнести все наши сумки и коробки в здание из коричневого кирпича. Я везу за собой сумку на колесиках. Мы проходим в большую дверь, где стоит человек, называемый швейцаром, который улыбается нам.

— Он стоит здесь для того, чтобы запереть нас? — шепотом спрашиваю я Ма.

— Нет, он просто впускает и выпускает из здания людей.

Нас встречают три женщины и мужчина, которые работают в службе поддержки. Они радостно приветствуют нас и говорят, что если нам потребуется помощь, то мы должны просто нажать кнопку вызова. Это все равно что позвонить по телефону. В доме много этажей, и на каждом из них расположены квартиры. Наша квартира — на шестом этаже. Я тяну Ма за рукав и шепчу:

— На пятом.

— Что он сказал?

— А вы не можете дать нам квартиру на пятом этаже?

— Прошу прощения, но выбора у вас нет, — заявляет одна из женщин.

Когда двери лифта закрываются за нами, Ма вздрагивает.

— Что с тобой? — спрашивает бабушка.

— Это еще одна вещь, к которой мне надо будет заново привыкать.

Чтобы лифт поехал, надо набрать секретный код. Когда лифт трогается, у меня в животе возникает странное ощущение. Но тут двери открываются — мы уже у себя на этаже. Мы взлетели вверх, даже не почувствовав этого. Я замечаю большую крышку люка, на которой написано: «Печь для сжигания мусора». Мы будем кидать сюда всякие отходы, и они будут падать вниз, вниз, вниз, а потом превратятся в дым. На дверях квартир написаны не цифры, а буквы, на нашей двери — буква «В», значит, наш адрес: Шесть В. Шесть конечно же не такое плохое число, как девять, хотя шестерка — это просто перевернутая девятка. Ма вставляет ключ в замочную скважину. Поворачивая его, она кривится от боли — рука у нее по-прежнему болит. Ее пока еще не починили.

— Ну, вот мы и дома, — говорит Ма, распахивая дверь.

Что это за дом, если мы в нем ни разу не были!

Наша квартира похожа на дом, только вытянута в длину. В ней пять комнат, это хорошо, и еще ванная, где мы можем принимать ванну, а не душ.

— А можно мне искупаться прямо сейчас?

— Давай сначала устроимся, — говорит Ма.

Плита на кухне с огнем, как у бабушки. Рядом с ней — гостиная с диваном, низким столиком и огромным телевизором.

Бабушка на кухне вынимает из коробки продукты, приговаривая:

— Молоко, баранки, не знаю, начала ли ты снова пить кофе… Джек любит подушечки в виде букв, однажды он даже выложил из них слово «вулкан».

Ма обнимает бабушку и останавливает ее:

— Спасибо тебе.

— Может, привезти еще чего-нибудь?

— Нет, я думаю, ты ничего не забыла. До свидания, мам.

Вдруг лицо у бабушки кривится.

— Знаешь…

— Что? — спрашивает Ма. — Что ты хотела сказать?

— Я тоже не забыла ни одного дня, проведенного с тобой. — Они больше ничего не говорят, и я проверяю, на какой кровати лучше прыгать. Когда я кувыркаюсь, до меня доносится их оживленный разговор. Я прохожу по комнатам, открывая все двери.

После того как бабушка уходит, Ма показывает мне, как запирать дверь. Это что-то вроде ключа, благодаря которому открывать или закрывать дверь изнутри сможем только мы. В кровати я вспоминаю, что давно уже не сосал, и начинаю задирать мамину футболку.

— По-моему, там уже ничего не осталось, — говорит Ма.

— Нет, должно было остаться.

— Дело в том, что, когда молоко долго не сосут, грудь говорит себе: «Ну, раз мое молоко больше никому не нужно, я перестану его вырабатывать».