Александр Терехов - День, когда я стал настоящим мужчиной (сборник)

Самолетная дверь съехала вбок, открыв утренний сумрак и Португалию – смуглую девушку в оранжевой жилетке; когда разошлись стеклянные аэропортовские двери, небо уже стало синим, мы увидели замершие фонтанчики пальм и маленькие белые дома, обсаженные тесными толстолистыми кустами, я вздохнул и в который раз потрогал в кармане пачку евро – на месте?

В отеле “ Dom Joze ” плечом к плечу мы выглянули в окно – шестой этаж, солнце слепит, пустой бассейн, окруженный лежаками и дневной высохшей травой.

– Давай в душ!

Сын стянул через голову рубаху, обнажив ребристую тощую грудку, и кричал из душевой:

– Здесь окно! – и восторгался, сверяясь с приготовленным администрацией русскоязычным списком: – Всё есть! Полотенце! Мыло! Халаты! Презер… Расчески! И сим-карты!

А я пощелкал кнопками, инспектируя возможности гостиничного ТВ, и третьим нажатием обнаружил канал для огородников: рыжеватая школьница, сосредоточенно опустив глаза, последовательно засунула во влагалище и высунула пучок моркови, банан, мобильник «нокиа», кукурузный початок и небольшой кабачок, и тут в душе стихла вода – я пожарно выключил телек и заметался: пульт забросил в тумбочку, потом перепрятал под ворсистые одеяла в коридорном шкафу, нет – достал, выщелкал из пульта батарейки в урну, вырвал из телевизора сетевой шнур, спустился на ресепшен и сказал негритянке самого черного, жирно-сапожного цвета, с распаханной смоляными косичками башкой:

– Тиви. Рум, – написал на бумажке «617», сложил руки противотанковым ежом и закончил: – На хрен.

На балконе отеля уже висели родные флаги и сообщение «Мы приехали, чтобы победить» длиною в этаж, в ресторане среди толстых греков и кудрявых испанцев (я сразу заметил, чем они отличались от нас – они помоложе, они приехали с женщинами) уже разместилось бритое багровое брюхо в одних трусах с надписью «Газпром. Буровая компания» и басило неуверенно улыбающемуся официанту, не унижаясь до чтения меню:

– Парень, сделай супчику рыбного, полпорции.

В ресторане я провел ногтем по незнакомым словам в меню, в шестнадцатый раз гавкнул на готовые стать плаксивыми мольбы и полуугрозы:

– Мы не пойдем в «Макдоналдс». Разговор окончен! – и растерянно оглянулся на аквариум, где марсоходом преодолевало барханы какое-то ракообразное – его тут же изловили и принесли показать, и я, как римский император, оборвал подпанцирную жизнь скупым жестом, и через полчаса мы уже молотили, как с подмастерьем кузнец, каменными молотками по распаренным, шершавым клешням, добывая мясо и разбрасывая сочные, липкие брызги.

Кошки в стране рыбных ресторанов выглядели до смерти запуганными и подозрительно истощенными. И – ни одного насекомого.

Пройдем набережную до конца?

И пошагали – мимо поющих «индейцев Амазонии», убедительно похожих на молдаван, в пернатых головных уборах российского триколора, в замшевых нарядах, пошитых из бахромистых скатертей, – индейцы дудели-гукали в плотики, связанные из бамбуковых бревнышек, и продавали луки, топоры и СD .

Шли мимо вывезенной на вечернюю смену инвалидной коляски – нищий демонстрировал загорелые обрубки ног, фото семьи с восемью детьми и побирался по-русски – подготовился!

Мимо самодеятельных представлений – жирный факир в кожаной жилетке засовывал факелы в рот и боязливо, как вернувшийся посреди ночи муж на скрипучие пружины под обманутый бок как на минное поле, прилегал усыпанной родинками голой спиной на битое бутылочное стекло морского цвета – бутылочные донца с хищными, зубастыми краями он предварительно выбросил из общей россыпи.

Из корзины факир доставал змей, накручивал на шею, подставлял губы под пляшущий змеиный язычок. Одна кобра никак не хотела подниматься, расправлять капюшон и двигаться вообще. Лежала, как электрокабель.

Сын заметил:

– Кобра зависла.

Мимо бесконечных баров, и из каждого текли сладковатые аккордеонные местно-народные песенки, и в каждом посреди зала сидел морщинистый старик в шляпе и значительно молчал. В последнем баре играл на гитаре негр в майке португальской сборной, плясал бездомный (вряд ли и здесь их называют «бомжи»), скромно придерживая за талию воображаемую спутницу, и два татуировщика караулили клиентов; дальше после пары жилых домов, заборов и помойки кончилась брусчатка, кончились отели со светящимися на лбах или макушках трех-, четырех-, пятизвездными именами, пропали пляжные зонтики-тюбетейки с растрепанной, провисшей соломой, дальше открылась честная, сухая земля, поросшая колючими космами, и низкорослые сосны с кронами, зачесанными заветренным дыбом, кренящиеся назад – от океана к земле; здесь не находилось тропинок, здесь неприветливые люди ужинали возле домиков на колесах и раскладывали спальники возле костров – сын разулся и побежал к воде подбирать ракушки, я остался на холме: вот здесь океан не сдерживали буны, сложенные из бетонных блоков, не подавляли горы – плоско и огромно океан катил на берег пенистые валы, полируя песок до гладкости гранитной плиты, оставляя клоки водорослей, похожие на комки спутанной пряжи. Песок за день из желтого превращался в рыжий, коричневый, оранжевый и вот теперь – темно-зеленый. Здесь океан был равен земле, что могла противопоставить земля? – только разнообразие, свое разнообразие, а в постоянстве, одинаковости океана была мощь уравнения, сглаживания всего: катил и катил свои катки, волны, здесь была видна пожирающая работа времени, крышка механизма приоткрыта, слева и справа океан ограничивала только дымка.

Я думал: возраст меня опередил. Пора хоть кем-то становиться, отцом, что ли, укореняться и просто жить, готовясь к смерти, если нет счастья не думать о ней. Не видно чаек. А вот ласточки ныряли над головой.

Ночью почему-то проснулся. Безмолвный отель – ночное животное – открыл поры, расстегнулся, стал посвободней и задышал, освободившись от дневного служебного гнета, я слушал – шумят водопроводные течения, поскрипывают двери, булькающим полосканием горла будит телефон в подвале или на чердаке украинку-уборщицу, ветер скользит вдоль тросов по шахтам лифтов, застонала женщина, и я услышал, словно дошли сотрясениями, толчки тела в нее, потряхивающие кровать, раз, два… На «десять» всё стихло, я подумал: парень, видно, как и я, читал на ресепшен бесплатную газету для русских Пиренейского полуострова, где написали, что для достижения оргазма женщине вполне хватает сорока семи секунд, включая прелюдию и гигиенические процедуры, а одновременно достигаемый оргазм – это выдумки феминисток.

Встал и укрыл сбросившего одеяло сына – всё, что могу сделать для него. Еще – накормить. Я сидел во тьме на краю земли и перебирал: что еще могу? Чтобы не думать страшного: нужен ли я этому мальчику? Кроме денег, конечно. Да и то…