Леонора Каррингтон - Слуховая трубка

— Добрый вечер, миссис Летерби, — поздоровалась она с приятным оксфордским акцентом. Позднее я узнала, что Кристабель родом с Ямайки, дочь знаменитого химика.

— Добрый вечер, миссис Бернс. Я рада, что вы для разнообразия решили отдохнуть.

— Жду вас, миссис Летерби, — объявила она. — Настало время нам немного поговорить.

— С удовольствием, миссис Бернс. — Я села подле нее. — Давно хотела поговорить с вами, но вы всегда так сильно заняты.

— Срок не пришел. Надо было, чтобы вы сначала освоились с окружающим. Вы здесь счастливы?

На этот вопрос было трудно ответить. Категория счастья была из тех, о которых я в последнее время не задумывалась. Я так и сказала.

— Вы не правы, — возразила Кристабель. — Счастье и возраст не имеют одно к другому никакого отношения. Счастье зависит от способностей. Я вдвое старше вас и могу признаться, что очень счастлива.

Я сложила в уме девяносто два и девяносто два. Кристабель утверждала, что ей сто восемьдесят четыре года. Это было маловероятно, но я не стала возражать.

— Поймите, счастье не прерогатива молодежи, — продолжала она. — Никто вам в этом не поможет. Вы должны сами позаботиться о своем счастье. Однако не буду теоретизировать и перейду сразу к делу. Почему вас так сильно заинтересовала картина в столовой? — Ее вопрос застал меня врасплох, и я настолько растерялась, что некоторое время, жуя беззубым ртом, собиралась с мыслями. Кристабель терпеливо ждала.

— Портрет висит в столовой напротив меня, — наконец заговорила я. — А поскольку порции миссис Гэмбит очень малы, я моментально все съедаю, и остается много свободного времени для созерцания.

— Вряд ли это что-нибудь объясняет, — возразила Кристабель. — Напротив вас сидит миссис ван Тохт. Она ближе к вам и крупнее женщины на портрете. Почему же вы не созерцаете ее?

— Предпочитаю картину. К тому же было бы невежливо таращиться во время еды на миссис Ван Тохт. И еще мне стало интересно, кто такая эта монахиня. Вы же не возражаете?

— Разумеется, нет. Прошу прощения за мои неожиданные вопросы. Они ни в коей мере не направлены против вас.

— Ну раз уж вы спросили… — начала я. — Меня заинтриговало выражение лица подмигивающей монахини — такое особенное, неопределенное. И я не перестаю размышлять: кто она такая, откуда родом, почему постоянно подмигивает. Я так часто о ней думаю, что она превратилась в мою старинную подругу, разумеется, воображаемую.

— Значит, вы ощутили с ней дружескую связь, почувствовали, что она вам близка по духу.

— Да, в ней определенно чувствуется дружелюбие. Хотя разве можно ждать особых чувств от подобной связи? — Пока я говорила, негритянка пристально и выжидательно смотрела на меня.

Наконец она сказала:

— Наделение именем — это что-то вроде воскрешения в памяти. Надо относиться очень осторожно к тому, как ее называть.

— Могу признаться, что уже дала ей имя: донья Розалинда Альварес Круз делла Куэва. У нее испанская внешность.

— Так ее звали в восемнадцатом веке, — кивнула Кристабель. — Но у нее много-много других имен. И других национальностей. Но я сейчас не об этом. Я принесла вам одну книжицу. Знаю, что вы читать не большая любительница, но это совершенно иное дело.

Книга была в кожаном переплете, на титульном листе значилось: «Донья Розалинда делла Куэва, аббатиса обители Святой Варвары Тартарской. Канонизирована в Риме в 1756 г. Достоверная, правдивая история жизни Розалинды Альварес».

— Поразительно! — удивилась я. — Откуда я могла узнать ее имя, если определенно никогда его не слышала.

— Значит, где-то прочитали. У нас здесь оно написано девятьсот двадцать раз. Было бы очень странно, если бы вы на него не наткнулись.

Первая страница книжки была украшена узорами из гранатовых листьев и мечей. Бумага от времени приобрела цвет буйволовой кожи. По-старинному крупный шрифт не составляло труда читать.

— Я должна вас оставить. — Кристабель поднялась. — Прежде чем взойдет Венера, мне нужно покончить кое с какими делами. Мы побеседуем, когда вы все прочитаете. Пожалуйста, никому не говорите, что книга у вас. Это может привести к самым нежелательным последствиям — каким, сейчас не могу объяснить.

Когда я осталась одна, Венера уже блистала над башней. Понятно, что встреча с Кристабель Бернс наложила печать воодушевления на тот вечер. Я уже хотела удалиться в маяк и начать чтение жизнеописания доньи Розалинды, но вдруг мое внимание приковала неясная тень. Хотя я была не уверена, мне показалось, что от дерева к дереву бесшумно перебегает молодой человек с узлом на спине.

У меня сложилось впечатление, что он делал все, чтобы остаться незамеченным. Может быть, вор? Или любовник какой-нибудь из служанок? Последнее показалось наиболее вероятным, и я не стала поднимать тревогу. Любовные похождения слуг не мое дело. Если же это вор, ему у нас нечем поживиться. Я вошла в маяк, села за стол и открыла книгу.

Достоверная, правдивая история жизни доньи Розалинды Альварес делла Куэва, аббатисы обители Святой Варвары Тартарской. Переведено с латыни монахом нищенствующего ордена Святого Гроба Господня Иеремией Накобом.

Роза — это тайна, красивая роза — великая женская тайна, крест — разветвление или соединение дорог. Вот значение имени аббатисы Альварес Круз делла Куэва. Ее канонизация осуществилась после некоторых удивительных событий, имевших место до и после ее смерти в год 1733-й от Рождества Христова, в месяц июль, чему свидетелями были достойнейшие и заслуживающие всяческого доверия мужи церкви. Ее погребли в подземной усыпальнице обители Святой Варвары Тартарской с должными обрядами и благословением Матери святой католической церкви. Ab ео quod nigram caudam habet abstine, terrestrium eoim deorum est [15] Избегай всякого с черным хвостом, это суть красота земли (лат.). — Слова из текста алхимического трактата 1351 г. — Здесь и далее примеч. пер. .

Канонизировав аббатису, Рим своей властью узаконил ее святость, но еще задолго до канонизации ее могила стала священным местом. Простой люд совершал к ней паломничества из самых удаленных уголков страны и приносил подношения фруктами, цветами и даже скотом. Все это копилось в усыпальнице.

Мое сердце раздирали противоречивые чувства: я наблюдал простодушное почитание крестьян и молил Господа, чтобы он дал мне силы написать всю правду об этой удивительной и ужасной женщине.

Изначально документ был составлен исключительно для глаз Его Святейшества Папы. Но результат его создания превзошел мои самые дикие и страшные кошмары. Исключение из ордена — вот к чему привело мое страстное желание. Желание исполнить волю Божью — открыть сердце и освободить его от гнетущей тяжести. С тех пор мои уста не сковывала печать принадлежности к братству и ничто не мешало напечатать этот текст. Я больше не был священником.