Валери Тонг Куонг - Простишь – не простишь

– Не было выкидыша. Не было беременности. Никакой, никогда. Я ее выдумала из самозащиты, когда вы все пригвоздили меня к позорному столбу, истязали допросами, обвинениями. Думала: вот мое спасение. Надеялась, что меня оставят в покое. Я ошиблась. Вам все равно: беременная, не беременная. Выгнали из дома, запретили видеться с Мило, всего лишили… Ты, мамочка, не станешь осуждать меня за ложь? Хоть на это я могу рассчитывать? Я ведь впитала ее с твоим молоком, я была ею инфицирована во время внутриутробного периода, она вписана в мою ДНК. Есть некие смягчающие обстоятельства, не так ли? Я врала, чтобы не разочаровывать Селесту, не причинять ей лишнюю боль. Я могла и дальше врать, выпячивать живот или орать, что случился выкидыш. Для сестры это болезненная тема, я сразу приобрела бы ореол мученицы. Да я и постаралась бы оправдаться перед ней, но после нашего с тобой разговора зачем из кожи вон лезть? Ради чего? Семьи больше нет, куда стремиться? Мать желает, чтобы я вообще не рождалась, к чему перед ней выслуживаться? Если б я умерла младенцем, никто бы не плакал. Зато все ясно, все понятно. Нечего желать, не о чем жалеть. Нет, мне все-таки жаль, что я ранила единственных людей, которые когда-то меня любили…

Она схватила сумки и бросилась к двери. От слез у нее потекла тушь, лицо стало чумазым, некрасивым, не лучше тусклых грязных ботинок.

Я тоже чуть не плакала. Что меня задело? Несправедливость злокозненной судьбы? Воспоминание о мертвом маленьком внуке? Жалость ко всем невинным жертвам?

– Ты права, мама, здесь для меня нет места, даже на диване, даже в прихожей, – пробормотала она, подавив рыдание. – Мне лучше уйти.

Сердце сжалось. Как-никак, Марго – моя дочь. Пусть нежеланная, пусть нелюбимая, но плоть от плоти моей.

Она повернула ручку, помедлила.

Неожиданный побочный эффект бурной страсти изменил всю мою жизнь, лишил блестящего будущего, однако я добросовестно исполнила материнский долг. Выкормила, вырастила девочку, дала ей кров, до восемнадцати лет поддерживала материально. Стало быть, могу приютить и еще на одну ночь, тем более в последний раз. Я предчувствовала, что мы прощаемся навсегда.

Расстанемся по-хорошему, без взаимных претензий. Любви дать не могу, но вполне способна оказать элементарную помощь.

– Останься, Маргерит. Час поздний, в гостинице трудно снять номер.

Окинула меня холодным взглядом.

– Скажи только, где живет мой батюшка.

У меня подкосились ноги. Я с трудом добрела до комода в прихожей, достала из ящика зеленый блокнотик, куда записывала все, что удалось разузнать о Рудольфе. Лет двадцать я неустанно, безрезультатно его разыскивала, пока не возник Интернет, не появились социальные сети; вот тут-то мне посчастливилось. Напав на его след, я просиживала часами перед монитором, восстанавливая по кусочкам чужую жизнь. Зачем – неведомо! Увлекательное занятие.

Я отдала ей блокнот.

– Он живет где-то на юге. Здесь нет точного адреса, зато ты найдешь немало любопытных подробностей.

Она распахнула дверь. Я надеялась, что Марго обернется, вернется, останется… Нет, ушла и не попрощалась, даже не зажгла свет на лестнице. Я выбежала на площадку, прошептала:

– Прости…

Она меня не услышала.

Впрочем, я и не чувствовала себя пристыженной, виноватой.

Все к лучшему. Прошло двадцать восемь лет, пора и тому негодяю познакомиться с милой доченькой. Груз переместился с одной чаши весов на другую. Все по справедливости.

Главное, не сойти с ума. Держаться изо всех сил. Ради сына. Не поддаваться искушению покончить со всем разом: спрыгнуть и разбиться о мостовую. Избавиться от жутких мыслей, леденящих видений. От страданий и дикого отвращения.

Боже, как он мог?! Боль и алкоголь – не оправдание! Отец моего ребенка. Напал на мою сестру… Ей было пятнадцать…

Помню, мы с ним познакомились в университетской столовой. Мой шарф упал на пол, Лино его поднял, я поблагодарила. Он указал на свободное место рядом со мной:

– Вы позволите присесть рядом с вами?

«Вы позволите?» Учтивость все и решила. Расположила к нему. Заставила сделать выбор. На всю жизнь. Вот такую жизнь… Лино выгодно отличался от остальных студентов. Одевался изысканно, говорил вежливо, двигался изящно, не горбился.

В тот вечер он проводил меня до дома. Мама увидела его и потом одобрительно сказала:

– Молодой человек прекрасно воспитан, он мне понравился. Непременно спроси, кто его родители.

Я спросила. Узнав ответ, мама сразу же объявила его персоной non grata. Мы давно уже жили вместе, а она все никак не могла смириться. Упрямо считала, что ее дочь достойна лучшего мужа. Время показало, что она права. Хоть он меня недостоин по совсем другим причинам.

Когда Лино признался, что он из простых, в моих глазах это его необычайно возвысило. Я радовалась: вот живое доказательство того, что хорошие манеры, подобно прочим добродетелям, отнюдь не признак буржуазности. Я не сомневалась в его любви. Он трогательно ухаживал за мной, всегда внимательный, предупредительный, чуткий. Увидев маленькую Марго, пришел в восторг:

– Не представляешь, как я соскучился по сестренкам!

Он носил ее на плечах, щекотал ей пятки, учил показывать фокусы, играл в салочки. Пек блины, подбрасывал их к потолку и нарочно ронял. Она визжала от хохота, а я была абсолютно счастлива.

Я всегда неукоснительно соблюдала правила. В начальной школе учительница записала в моей характеристике: «Слишком старательная». Мама возмутилась до глубины души:

– Ребенок слушается, делает все уроки, а им еще и недовольны! Похвалили бы лучше!

В школе я была аккуратной и добросовестной, на работе – исполнительной и честной. Покупала одежду, четко следуя советам дамских журналов. Научилась готовить. Неукоснительно соблюдала диету, зная, что склонна к полноте. Внимательная дочь, любящая жена, рачительная хозяйка, бережливая, но не скупая. Мне не сразу удалось стать матерью, но все-таки удалось. Я растила сына, не отступая ни на шаг от указаний лучших педиатров. Помогала ближним и не кичилась благотворительностью.

Мы с мужем ходили на демонстрации, подписывали воззвания в защиту прав человека, свободы печати, женской эмансипации. Когда Мило исполнилось десять, он очень серьезно потребовал, чтобы мы отчисляли часть доходов в Фонд охраны окружающей среды. С тех пор так и повелось.

Не понимаю, где я допустила ошибку? В какой момент наш брак рухнул? В тот черный год? Или еще раньше? Нужно ли искать ответ или уже поздно, коль скоро его не оживишь и не подновишь…