Орхан Памук - Мои странные мысли

Среди молодого поколения царило прискорбное заблуждение, поддерживаемое газетами и телевидением, что уличная еда «грязна». Компании, производившие молоко, йогурт, томатную пасту, говяжьи сосиски и консервированные овощи, постоянно бомбардировали население рекламой о том, как «гигиеничны» их продукты. Они постоянно твердили, что все продаваемое ими проходит машинную обработку и изготавливается «бесконтактным способом». Это вдалбливалось так навязчиво, что Мевлют иногда кричал экрану: «Да заткнись ты, черт тебя разорви!» – пугая Фатьму и Февзие, которым, наверно, казалось, что телевизор живой. Перед тем как купить рис, некоторые покупатели теперь проверяли чистоту его тарелок, чашек и приборов. Мевлют знал, что те же самые люди без проблем едят что угодно из одной общей тарелки с друзьями и родственниками. Они не беспокоились о чистоте, когда были среди людей, которых считали близкими. Они только хотели дать понять, что не доверяют Мевлюту и не считают его равным.

За последние два года он также заметил, что тот, кто на бегу набивает живот тарелкой его плова, рискует «выглядеть бедным». К тому же пловом с нутом и курицей не наешься, если не использовать его как закуску к другим блюдам, вроде бублика-симита или чуреков. В плове с нутом не было ничего необычного или экзотического в отличие, например, от фаршированных изюмом и корицей мидий. Всего два года назад эти мидии были очень дорогим лакомством, подававшимся только в избранных барах и ресторанах, и Мевлют никогда их не пробовал, хотя ему всегда было любопытно, каковы они на вкус; потом сообщество мигрантов из Мардина превратило мидии в дешевую уличную закуску, которую мог себе позволить каждый. Те дни, когда офисы давали уличным торговцам крупные оптовые заказы, остались далеко позади. Золотые годы уличной османской еды – жареная печень, голова ягненка, котлетки гриль – давно были забыты, а все благодаря новому поколению офисных работников, пристрастившихся к одноразовой пластиковой посуде. В те времена можно было начать свое дело с прилавка на улице рядом с любым большим офисным зданием, а закончить его настоящим рестораном на том же самом углу, обслуживая ту же постоянную обеденную клиентуру.

Каждый год, когда становилось холоднее и приближался сезон бузы, Мевлют ходил к оптовику на Сиркеджи и покупал огромный мешок сухого нута, которого ему хватало до следующей зимы. В тот год, однако, он не скопил достаточно денег, чтобы купить такой мешок. Его доход от плова был прежним, но его уже не хватало, чтобы покрыть растущие расходы на еду и одежду для дочерей. Он тратил все больше и больше денег на бесполезные вкусности с западными названиями, раздражавшие его всякий раз, как он слышал их рекламу по телевизору, – жевательную резинку «Типи-Тип», шоколадки «Голден», мороженое «Супер», конфеты в форме цветов. Кроме того, приходилось продавать игрушечных медвежат на батарейках, которые умели петь, разноцветные заколки для волос, игрушечные часы и карманные зеркальца. Если бы не буза, а также арендная плата с дома его покойного отца на Кюльтепе и деньги, что Райиха зарабатывала, расшивая простыни для магазинов свадебных товаров, Мевлюту было бы трудно покрывать аренду собственного дома и расходы на газ, которым он топил плиту холодными зимними днями.

Толпа на Кабаташе всегда редела после обеда. Мевлют начал подыскивать другое место, где он мог бы поставить тележку с двух до пяти дня. Стамбул менялся просто на глазах. Часть Тарлабаши, что осталась по ту сторону дороги, быстро наполнилась ночными клубами, барами и другими заведениями, в которых можно было послушать классическую турецкую музыку в ожидании заказанного алкоголя, так что вскоре бедные семьи выехали оттуда из-за повысившихся цен на жилье, и весь тот район стал продолжением Бейоглу, крупнейшего развлекательного района Стамбула. А улицы, расположенные ниже, ближе к Мевлюту, остались в стороне от такого богатства. Более того – металлические ограждения и бетонные барьеры, вытянувшиеся посреди дорог и вдоль всех тротуаров, чтобы помешать пешеходам переходить улицу, оттеснили район Мевлюта еще дальше в сторону Касым-Паша и нищих рабочих кварталов, выросших вокруг руин старой верфи.

Мевлют не мог теперь перекатить свою тележку через бетонные барьеры и металлические ограждения вдоль всей шестиполосной магистрали, не мог он использовать и надземные пешеходные переходы. Самая короткая дорога, по которой он раньше всегда добирался домой, продираясь через толпы на проспекте Истикляль, была уже недоступна. У него оставался только один выход – идти длинным путем через Талимхане. Проспект Истикляль сделали пешеходной зоной, оставив только одну трамвайную линию, которую в газетах называли «ностальгической» (это слово не нравилось Мевлюту, а бесконечные дорожные работы привели к рытвинам всю улицу); в результате крупные иностранные компании наоткрывали магазинов вдоль всего проспекта, из-за чего уличным торговцам стало просто нечего там ловить. Полиция Бейоглу патрулировала проспект, не давая жить всем, кто торговал бубликами-симитами, кассетами, жареными мидиями, фрикадельками, орехами, кто чинил зажигалки, жарил сосиски и делал сэндвичи не только вдоль Истикляля, но и на боковых улочках. Один из торговцев, который торговал жаренной печенью по-албански и не делал секрета из своих связей с полицейским отделением Бейоглу, поведал Мевлюту, что все уличные торговцы, работавшие вокруг Истикляля, либо переодетые полицейские, либо осведомители, ежедневно докладывавшие в полицию о ситуации в районе.

Толпы на Бейоглу, неумолимо текущие по улицам, как притоки огромной реки, вновь изменили направление – люди начали собираться на других углах и перекрестках. Уличные торговцы немедленно бросились к этим новым местам сборищ, хотя полиция беспощадно разгоняла их. Со временем торговцев сменили ларьки по продаже сэндвичей и кебабов, потом на место ларьков пришли кафе с кебабами и киоски с сигаретами и газетами. В конце концов местные мини-маркеты принялись продавать перед входом денер-кебабы и мороженое, а продавцы фруктов и овощей начали работать всю ночь, и все это сопровождалось включенным на всю катушку непрерывным потоком турецкой поп-музыки. Эти изменения, маленькие и большие, выявили множество интересных новых мест, где, как думал Мевлют, он мог на некоторое время оставлять свою тележку.

На улице в Талимхане, на углу, где шла стройка и была свалена куча старых деревянных лесов, стоял старый заброшенный греческий дом. Некоторое время Мевлют начал появляться здесь со своей тележкой и ждать дневных покупателей. Через дорогу располагалось управление по электроснабжению, и люди, выстроившиеся там в очередь для оплаты счетов, установки счетчиков, восстановления электроснабжения, вскоре обнаруживали поблизости продавца плова. Мевлют уже начал было думать, что может продавать больше риса, если станет проводить обеденное время здесь, а не в Кабаташе, но охранник стройки, который ел бесплатно в обмен на то, что смотрел в другую сторону, велел Мевлюту убираться, потому что его боссам не нравилась подобная торговля.