Аарон Аппельфельд - Цветы тьмы

– Кто же он?

– Ты и никто другой.

А пока что Марьяне выпала трудная ночь.

Один из гостей орал на нее, обзывал ее мерзкими словами и настойчиво требовал от нее делать вещи, которые, судя по всему, вызывали у нее отвращение. Он на нее пожаловался, мадам сделала ей выговор и записала предупреждение в ее расчетную книжку. Хуго все это слышал, и сердце его сжалось от жалости.

Но на следующую ночь у Марьяны не было гостей, и она пригласила Хуго к себе. Она была мягкой и податливой, прикосновение к ее рукам и ногам вызывало острое чувство, и ему страстно хотелось поласкать ее груди.

Так проходили дни, заполненные беспокойством, страхом и острым удовольствием. Его прошлая жизнь отдалилась от него и выглядела сейчас, как бледное облако, что постепенно улетучивается.

– Папа, мама, где вы? – спрашивал он без искренности. Их уже не было у него внутри. Тщетно старался он вызвать их из глубин памяти, но они отказывались принимать свой облик. Из снов они тоже пропали. Сны его были теперь заполнены Марьяной.

Что будет и как пойдет его жизнь – об этом он не думал. Он сросся с этим странным местом и с легкостью различает часть голосов: начальственный грубый голос сторожа, голос Виктории, жалующейся, что нет ей покоя ни днем, ни ночью, и в особенности злящейся на женщину по имени Шиба, которая жрет без всякой меры и опустошает кастрюли, и, конечно же, тонкий детский голосок Кити. Ему жалко, что скоро он уйдет из этого знакомого места. В глубине души он утешает себя тем, что в его скитаниях с ним будет Марьяна, без ее ночных обязанностей и вся его.

Свои с Марьяной странствия в Карпатских горах он представляет себе как путешествие, полное удовольствий и наблюдений, наподобие тех, что он совершал со своими родителями летом на каникулах, только теперь и он будет за все отвечать.

Хуго знает, что его мечтания не бескорыстны, но желание быть с Марьяной вдали от других людей вкладывает в его уста слова, которых он прежде обычно не употреблял. Временами они кажутся ему ужасающе пустыми, а иногда отдают какой-то неприятной искусственностью.

– Ты меня извиняешь? – говорит он.

– За что?

– За то, что я не выражаю свои мысли, как следовало бы.

– О чем это ты толкуешь? – говорит она и разражается хохотом.

А пока что – снова дождь, снова холод. „На той неделе уходим“, – говорит Марьяна, но откладывает уход. Тем временем и солдат гарнизона отправили на фронт, и в городе осталось только маленькое подразделение, занимающееся поиском евреев, и они-то и есть клиенты заведения.

Ясно, что война идет к концу. Теперь нет сомнений, что немцы в тяжелом положении. Сторож, все время восхвалявший германскую армию, больше этого не делает. Теперь он тем же манером говорит о русской армии, которая сумела отступить и хитростью заманить немцев внутрь страны, где они угодили в снежную западню и теперь их ожидает тот же конец, что Наполеона. Исход войны решат не танки, а зима.

Женщины это слышат и пугаются. Всем понятно, что тех, кто прислуживал немцам, ждет наказание – ведь русская армия злопамятна и мстительна.

– Что с нами сделают? – спрашивает незнакомый Хуго молодой женский голос.

– После каждой войны бывает амнистия. На такие грехи не обращают внимания, – отвечает сторож своим начальственным голосом.

Его заявление не развеивает страхов спрашивавшей женщины, и она хочет знать, коснется ли амнистия и их заведения. Терпение сторожа иссякает, и он отвечает, не глядя на нее: „Тебе нечего боятся, не изнасилуют они тебя“, и все смеются.

Пока что число гостей сильно уменьшилось. По ночам женщины сидят, играют в карты и предаются воспоминаниям. Иногда слышится признание, сопровождаемое слезами. Марьяна сохраняет спокойствие. Она пьет, сколько ее душа пожелает. Когда Марьяна выпивает потребное ей количество, лицо ее становится светлее, и она произносит удивительные фразы. Она видит будущее в розовом цвете и обещает Хуго, что, как только погода улучшится, они отправятся в путь.

– Ты уже большой и должен знать, что заведение – не что иное, как бордель.

Хуго уже изучил кое-какие секреты этого места, хотя есть вещи, только малая часть которых видна, а бóльшая скрыта.

Поскольку гостей почти не осталось, за каждого из них теперь соревнуются. Марьяне же гости надоели, и она рада, что может спать в своей постели вместе с Хуго. А его радости просто нет границ.

– Человек должен благословлять каждый свой день и каждый час, – снова удивила его Марьяна.

– Почему? – удивился Хуго.

– Потому что каждую минуту все может перемениться. День без унижений – это дар небес, и нужно благословлять его. Ты, миленький, должен это заучить, ничто не бывает само по себе. Мы все в руках Божьих. По своей воле Он карает, по своей воле вознаграждает.

– Бог наблюдает за нами?

– Всегда. Поэтому-то я боюсь. Бог не любит таких домов греха. Бог любит замужних женщин, приносящих в этот мир детей. А женщин вроде меня Он не любит.

– А я тебя люблю.

– Но только ты не Бог, – сказала она, и оба они рассмеялись.

Он снова раскрыл Библию и прочел историю Иосифа. Хуго чувствует, что и он, как Иосиф, носит в себе тайну, которая когда-нибудь откроется. И он тоже должен пока что подвергнуться многим испытаниям, но что принесет будущее, ему неведомо.

Марьяна повторяет:

– Ты будешь художником, у тебя и рост подходящий, и глаза наблюдательные, ты правильно мыслишь и не позволяешь чувствительности возобладать над собой. В общем, быть тебе художником, так мне мое сердце подсказывает.

Странно, что именно она, которой с детства все достается в нелегкой борьбе, не отрицает, что в человеке есть место и красоте, и благородству. Откуда у нее это понимание? – все время задается вопросом Хуго.

Марьянина набожность каждый раз заново удивляет Хуго. Он уже заметил, что когда она подавлена, то говорит не о Боге, а о самой себе и о своих грехах, живописуя преисподнюю в огненных цветах. Однако два-три глотка размывают мрачную картину, чело ее озаряется новым светом, и она обращается прямо к Всевышнему:

– Добрый Боженька, ты понимаешь мою душу лучше, чем кто-либо из людей, и Ты знаешь, что в этом мире мне доставалось мало радостей, да и те дурные, зато много было горьких унижений. Я не говорю, что я праведница и заслуживаю попасть в рай. Висит на мне груз грехов, и за них я дам ответ, когда придет мой день. Но я никогда не переставала тосковать по Тебе, Боженька. И когда я на дне ада, Ты – возлюбленный мой.

Ночью она разрешила Хуго потрогать свои груди. Они большие, полные, от них исходят тепло и пьянящий запах. Марьяне, как видно, нравятся его прикосновения, потому что она говорит: