Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 10

«Врите дальше», — повторил переводчик, стараясь подражать спокойному тону генерала.

Генерал достал сигарету и не торопясь стал вставлять ее в длинный янтарный мундштук. Фамилия генерала была Фомичев. Это его танковый корпус, уже после капитуляции Германии, сумасшедшим броском из поверженного Берлина рванул на юг в помощь восставшей Праге. Эти танки да одна из примкнувших к пражским повстанцам власовская дивизия помешали немцам сделать из древней столицы Чехии то, что они в сорок третьем сделали с восставшей Варшавой. Один из танков этого корпуса в те годы гордо высился на пьедестале на одной из городских площадей Праги как символ бескорыстного мужества и самопожертвования. Командовал им лейтенант Гончаренко. Так он и вошел в историю, как «танк Гончаренко». Где-то он теперь, знаменитая «тридцатьчетверка»? Может, благодарные пражане на швейные иголки переделали? Все-таки сталь качественная… Но это так… к слову.

Эпизод отсняли по тому варианту, какой был заложен в сценарии. Управились в два дубля. Два раза я говорил свой монолог. Два раза стрелялся немецкий офицер. Расстрельная команда два раза стояла с поднятыми руками. Режиссер Варва остался доволен съемками. Он тепло простился с нами. Мне вручили конверт с гонораром, угостили кофе с ромом и… можно было считать себя свободным.

В Прагу я ехал в одной машине с генералом Фомичевым. Шоссе было пустынным. С востока через Судеты наползал рассвет. Я сидел на заднем сиденье. Спать не хотелось. Кофе, ром и перипетии ночного «боя» высоко подняли планку моей бодрости. Хотелось разговора. Я осторожно напомнил генералу его слова, сказанные им во время репетиции, о том, что немецкую «расстрельную» команду нужно было уложить тут же, на месте.

— Вы действительно так думаете?

— А что ж на них, Богу молиться? Тут как в Библии: око за око, зуб за зуб. А как: собственноручно нажать гашетку… или как по-другому… тут уж как душа подскажет. Лишняя кровь тоже ни к чему. В той же Праге, помню, разоружили мы четыре власовских дивизии. Ну, стали разбираться, кто был за кого… Кто, значит, чехам помогал, кто за немцев до последнего стоял. Выявили «смершевцы» самых отъявленных. Десятка три набралось. Начальство мне говорит: «Фомичев, ликвидируй их». Я подумал: «А чегой-то я своих ребят кровью стану мазать? Война-то закончилась». Ну, значит, посмотрел я на этих власовцев, выбрал двоих из них, у которых морды понахальнее, сунул им в руки автоматы и говорю: «Пустите в расход своих — живы будете».

— И они… пустили?

— А куда ж им деваться?

— А им, этим двоим, что?..

— А эти живы остались. Слово держать надо… Прикладами по загривку и в лагеря.

— Сурово!

— А война вообще штука суровая. Помните Андрея Болконского из «Войны и мира»?.. Вот то-то…

И под шелест шин мы стали раскручивать в разговоре эту извечно болезненную тему: о человечности на войне.

— Если есть возможность на войне проявить снисходительность к противнику — отчего ее не проявить, — говорил генерал, и видно было, что тема эта для него небезразлична.

— Но! — он сделал паузу и повторил: — Но! Только в том случае, если эта снисходительность не во вред приказу и боевой необходимости. Дружба дружбой, а табачок врозь.

Мы помолчали. Машина бесшумно съедала километры. Всходило солнце. Тени от подстриженных деревьев, растущих вдоль шоссе, причудливыми иероглифами расписывали дорогу.

Его «крутят» то по телику чуть ли не шесть раз в году. Потемнела изношенная за четверть века пленка, зритель наизусть выучил не только содержание, но и все извивы, все тонкости сюжета, а фильм, снятый по роману А. Иванова, до сего дня продолжает волновать сердца и души зрителей.

«Вечный зов»! Создали его в самом начале восьмидесятых два замечательных режиссера В. Усков и В. Краснопольский. Два режиссера, два неразлучных друга. «Вечный зов» является как бы продолжением их первого по сценарию Иванова фильма «Тени исчезают в полдень». Многие герои со своими судьбами, постарев, перешагнули из одной эпохи в другую. Из гражданской войны в предвоенную, в Отечественную.

В новом фильме, естественно, появились и новые герои. Сыграть одного из них Усков и Краснопольский пригласили меня. Моего героя выбросила на страницы романа, а потом и телевизионный экран Отечественная война. Он ее порождение, она его материализовала как личность, как действующий персонаж. Это не значит, что у него не было биографии, но она, как у нас говорят, осталась за кадром.

Родом он, кажется, из древнего городка Коростеня. В летописях он знаком нам как Искоростень. Это тот самый городок, древлянская столица, который в отместку за убийство своего мужа Игоря сожгла с помощью воробьев знаменитая княгиня Ольга. Городок, оказывается, благополучно достоял до наших дней, и не только достоял, но и породил моего героя. Имя его Валентик. Имя? Фамилия? Подпольная кличка? Валентик… Что-то несуразное. Из серии конфетно-цветочного. Но это только на первый взгляд. Мой герой серьезен, и весьма. Прежде всего Валентик — националист (украинский? русский?). Он истово ненавидит советскую власть. И ненависть эту доказывает практикой, служа немцам. Диверсант, убийца, агент во фронтовой полосе. Смелый, находчивый, выполняющий самые рискованные операции немецкого командования. Короче, Валентик — враг. С большой буквы. И создать этот, скажем, малосимпатичный образ предстояло мне.

Съемки велись летом, в дальнем Подмосковье, в районе танкового полигона. Июль стоял жаркий, пахучий. Цвела таволга, трава на полигоне вымахала в человеческий рост.

К тому времени я уже сыграл в кино несколько так называемых «отрицательных» ролей. Это и «Щит и меч», и «Ипподром», и «Братья Рико», и еще что-то. Как актеру, с профессиональной точки зрения мне нравились эти роли. В них по сравнению с положительными героями было меньше «розовой краски», часто мелькало что-то похожее на правду, и, в конечном счете, они давали больше пространства, куда актер мог свободно пускать свою фантазию. Над ними меньше довлела цензура и самоцензура, и если актер не запасался заранее (исходя из наработанного представления) «черной краской», то в конечном итоге иногда получалось нечто интересное и стоящее.

Суть искусства — это противостояние героя и антигероя. Вечно длящаяся дуэль. И различие между ними в том только (если один из них не законченный негодяй), на чьей стороне находимся в данный момент мы с вами. Герой и антигерой — наше с вами порождение.

Естественно, во время съемок я не задавался этой «глубокой» философией. Довлела тактика. Надо было каждый день снимать какую-то сцену, где к твоему герою предъявлялось только одно требование: он должен быть интересен и правдив. Внешне и внутренне.