Питер Мейл - Еще един год в Провансе

Влияние Фанни наших дней, хранительницы моего воображаемого кафе, простирается далеко за пределы ее заведения и прилегающей площадки для игры в шары. Она гораздо больше, чем утешительница случайного неудачника, она нечто вроде деревенского психиатра, ей можно излить горести, ощутить моральную поддержку и почерпнуть бодрость в наполненном ею стакане. Она же и неофициальный банкир, может налить и в кредит, может даже и поддержать ссудой особо доверенного клиента. В награду за многочисленные и разнообразные благодеяния она получает щедрые вливания живительного информационного потока: деревенские сплетни. Вражда между кланами, домашние баталии, нелегальные связи, лотерейные выигрыши — все это улавливают ее чуткие уши. Она редактирует информацию, распределяет ее, она оберегает источники. Как журналист, туманно указывающий на «осведомленные круги, близкие к президенту», она никогда не укажет пальцем на поставщика сведений. «On‚ dit…», то есть «говорят…» и не более того. Но этого достаточно, чтобы зародились слухи, невидимые обитатели каждой деревни, чтобы понеслись по улицам, как собака за мячиком.

За редкими исключениями все взрослое население деревни ежедневно отмечается в кафе. Кто забегает на минутку, а кто застревает и надолго. Один из них оттуда почти не вылезает. Всегда припаян к табурету у края стойки, поближе к двери, в выгодной позиции для перехвата входящего, если тот недостаточно проворен. Это Фаригуль, отставной школьный учитель, работающий над книгой (только непонятно когда, учитывая его постоянное присутствие в баре) вот уже в течение восьми лет, с тех пор как он оставил академическую активность. Теперь его классная комната — помещение кафе, а вы его ученик. Если, конечно, вам не повезет.

Он вмещает в себе всю Académie Française, одержим чистотой французского языка и громогласно возмущается тем, что называет англосаксонской заразой, губительно сказывающейся на родном наречии и на многом другом. Основное направление его возмущения в наши дни — я бы назвал это его bête noire [44] Предмет особой ненависти (фр.). — тлетворное и неудержимое влияние Голливуда. Фаригуль убежден, что киноиндустрия — ударный отряд тщательно продуманной антифранцузской культурной агрессии. Он, однако, признает, что на «Титаник» сходил, но исключительно чтобы полюбоваться на полюбившиеся ему скулы Леонардо Ди Каприо, если верить Фанни. Если его спросить о впечатлении, он резюмирует весьма кратко: «Судно затонуло, пассажиры погибли. Очень веселая история».

Слегка отстает от Фаригуля другой завсегдатай, Томми, деревенский мигрант. Родом он из далекой Скандинавии, но по какой-то причине много лет назад решил превратиться во французского фермера, к чему приложил немало усилий. Он, пожалуй, последний в деревне, кто курит «Голуаз» без фильтра. Ему удалось усвоить крестьянскую манеру докурить сигарету до последней четверти дюйма; приклеенный к губе окурок лихо дергается в симбиозе с нижней губой во время разговора. Пьет он pastis , который называет pastaga , а ежедневные полуденные бифштексы, steack frites , кромсает карманным ножом «Опинель» с деревянной рукояткой, которой колотит о стол, чтобы высвободить древнее почерневшее лезвие. Кто бы подумал, что перед нами отпрыск благопристойного семейства среднего класса из Осло?

Томми произвел себя в посредники в длительной вендетте братьев Виаль, владельцев соседствующих участков в долине под деревней. Смуглые жилистые братья Виаль, с узкими, как мордочки гончих, лицами не разговаривают друг с другом более двадцати лет. Причина раздора всеми — возможно, и ими самими — давно забыта. Вероятно, спор из-за наследства, из-за воды, из-за женщины или просто взаимная неприязнь, развившаяся до болезненных пределов сладострастной ненависти. Братья сидят в противоположных концах зала, время от времени поднимаясь с места, чтобы оставить яд взаимных обвинений Томми, который сразу отправляется с дипломатической миссией к адресату, с примиряющим пожиманием плеч передает сообщение и, кивая с видом серьезным и сосредоточенным, принимает ответ. Эта челночная дипломатия получила местное кодовое обозначение — «вальс трех мудрецов».

Легким дивертисментом для завсегдатаев кафе представляется бурный роман Жозетт, дочери пекаря, девушки, эмоциональное состояние которой можно определить по ее гардеробу в момент появления ее в дверях. Если роман ее в разгаре, то она вышагивает страусом на высоченной платформе, бедра ее обтягивает микроскопическая юбчонка, а на руке, как корзинка, болтается мотоциклетный шлем. Она весела, все время хихикает и шепчется с Фанни, отрывая от губ запачканный губной помадой стакан мятного «Перрье». Если же любовь опять в загоне, юбка и каблуки уступают место джинсе и летней обуви — эспадрильям, вместо хихиканья от стойки доносятся тяжкие вздохи, а Фанни сует ей в руку бумажную салфетку, чтобы промакивать слезы.

Сердечные дела совершенно не интересуют Мариуса, за исключением случаев, когда сердце останавливается и следуют очередные похороны. Для этого субъекта я создал в деревенской общественной иерархии позицию entrepreneur de pompes funèbres — похоронного распорядителя. Это назначение в какой-то мере легализует его хобби, хотя ему явно следовало бы выбирать более утонченные формы общения с будущими клиентами, особенно с Жаки, старейшим из игроков в карты.

— Eh, mon vieux , как ты себя сегодня чувствуешь?

— Ça va, çа va , неплохо.

— Жаль.

Такой малости для обидчивого достаточно, чтобы сменить деревню, отправиться умирать куда-нибудь в иное место. Однако надеюсь, что небольшой курс перевоспитания поможет Мариусу замаскировать свой гробокопательский энтузиазм, жажду устроить то, что он называет «окончательным торжеством», всему человечеству. И прежде всего ему следует отказаться от идеи принимать ставки на пари, кто раньше умрет. Участниками становятся все, кто старше шестидесяти пяти. Ставки принимаются на выживание, выплата призовых сумм на только что насыпанном могильном холмике. Мариус считает, что эта процедура ничуть не кошмарнее, чем страхование жизни.

Вы могли обнаружить заметный дисбаланс полов посетителей. Мужчины преобладают. Куда девались женщины Сен-Бонне?

Разные поколения держатся вне кафе по разным причинам. Те, что помоложе, ходят на работу, а после трудятся дома: убирают, разбираются со счетами, нянчатся с детьми и готовят ужин для старшего ребенка — мужа, который спасается от всех этих обязанностей в кафе.

У старших дам две проблемы. Первая — Фанни, которая чрезмерно dragueuse [45] Соблазнительный (фр.). , чересчур дерзка, на их взгляд, и вся грудь у нее наружу. Вторая причина в том, что функцию общественного наблюдательного комитета деревенские дамы куда более успешно осуществляют с небольшой площади у въезда в деревню. Устроившись на стульчиках перед домом своего главнокомандующего, вдовы Пипон, они держат под обстрелом всю деревню, на экране их радара высвечены почта, boulangerie , кафе, автостоянка, mairie , церковь. Дамы не прикидываются, что вышли свежим воздухом подышать, хотя некоторые маскируются прихваченным с собой вязанием. Цель их собрания — наблюдение и анализ жизни деревни.