Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 07

— Как фамилия? — спрашивает.

— Рядовой Леонов, — отвечаю.

— Что-то знакомое, — говорит.

— Так Вы, товарищ командующий, с моим отцом в одной школе учились, — отвечаю ему.

— А верно, его Алексеем звали. — Потом спрашивает командира полка: — Как воевал боец?

— Хорошо, товарищ командующий. Он заменил в бою погибшего командира взвода.

— Молодец, земляк, — говорит Жуков, — поздравляю тебя, сержант.

— Да я рядовой, товарищ командующий, — отвечаю.

— С этой минуты ты сержант. Желаю тебе новых побед.

— Служу трудовому народу! — отвечаю.

Тут он обратился к нашему комполка:

— Смотри, полковник, чтобы и дальше мой земляк бил фашистов. Хороших бойцов беречь надо, очень нужны они нам. Ежели что случится, разжалую тебя в рядовые, а его на твое место поставлю.

— Слушаюсь, товарищ командующий, — отвечает полковник.

— Земляк, — это он опять мне, — если что, докладывай мне немедленно. — Протянул руку, а адъютант его уже листок и карандаш приготовил. Жуков что-то написал, подаёт мне.

— До свиданья, товарищи. Видите, немца бить можно, так и продолжайте.

Сел в машину и только пыль столбом — уехал.

Стоим мы. Всё ещё в себя прийти не можем. Тут подходит ко мне капитан из особого отдела и говорит: «Дай-ка сюда этот листок, у нас он сохранней будет, а то потеряешь ненароком». Ну, я и отдал листок ему. Так даже и прочитать не успел, только подпись Жукова, помню, была там.

Жизнь моя на передовой после этого случая как-то полегче стала: и в разведку лишний раз не пошлют, и землянку получше дали, и с питанием взводу поблажки — побольше дают. В общем, чувствую, оберегают меня. А у начальства голова болит: не дай Бог, со мной что случится.

В конце сентября немцы в большое наступление пошли на нас: бомбёжки, танковые атаки, по флангам обходят, окружить пытаются. Но нам повезло: в последний момент успели до Спас-Деменска отойти. Там дня три-четыре держались, а потом опять отошли к Калуге и от неё к Туле. Тулу немцы так и не смогли взять, хотя почти окружили её. Обороняли мы Тулу до ноября. В декабре наступали, отогнали немца от Тулы, прошли Юхнов, а дальше пробиться уже не могли: весна, распутица, да и немцы сильнее укрепления построили.

Почти три месяца в 42-м держали мы оборону, и немцы тоже особо не тревожили: главные бои были летом не здесь, а под Сталинградом.

Летом как-то вызывает меня командир и вручает направление в танковое училище, в город Ульяновск. Три месяца я учился, прошёл ускоренную подготовку, присвоили мне звание лейтенанта. Сформировали из нашего выпуска танковый полк и направили в город Нижний Тагил получать с Уралвагонзавода боевую технику — танки Т-34. Вот так я и попал на твою родину, Васильевич. Ну, значит, принимаем танки, испытываем их, на полигоне стреляем боевыми снарядами, но вот незадача: командиры танков есть, а бойцов — водителей и башенных стрелков — недостаёт. Меня срочно посылают в Камышловские военные лагеря, чтобы отобрать там бойцов, недостающих по штату.

Приехал я в эти лагеря, представился начальнику, он говорит: «Ходи тут, выбирай кого надо, трактористы найдутся, а стрелков сам ищи, кто подходит». Временно зачислили меня в штат обслуживания лагеря, под начало майора Федюкина. Вроде бы ничего мужик, в одном бараке с ним жили.

Хожу я по ротам, взводам, выбираю себе будущих танкистов. Время, конечно, тяжёлое, питание так себе. Вот майор и говорит: «Слушай, Николай, пошли-ка завтра из своих танкистов (а я уже человек двадцать подобрал) двух-трёх бойцов на речку Пышму рыбы наловить, а то пшённый суп и кашу пшённую каждый день есть надоело».

Хорошо, говорю ему, завтра распоряжусь. Сам опять пошёл по лагерю набирать себе команду; хожу, беседую с бойцами, вдруг слышу взрыв, грохот, крики, ну, думаю, что могло случиться?

Прибегает ко мне посыльный: срочно вызывает меня начальник лагеря. Являюсь я к нему и узнаю, что майор не хотел ждать до завтра, сам пришёл к моим бойцам, дал им пару гранат и приказал идти на реку глушить рыбу. Два бойца пошли, да, видать, плохо умели с гранатой обращаться, ну и взорвалась она у них в руках. Одного сразу насмерть, другой весь израненный.

Начальник лагеря меня выслушал и говорит: «Бойцы — ваши, и никто не имел права командовать ими. Вы идёте под военный трибунал».

Арестовали меня, посадили на гауптвахту, а через день трибунал. Трое военных юристов. Судили 15 минут. Приписали мне военный саботаж, будто я подучал солдат гранатой себе пальцы рвать, чтоб от фронта уклониться, и дали 10 лет строгого режима. Сорвали кубики с петлиц и направили под охраной в военную комендатуру. И вот к осени вместо фронта попадаю я на Северный Урал в Ивдельские тюремные лагеря. Кормёжки, считай, совсем никакой, лесоповал в тайге, снег уже по колено, а я в летнем обмундировании. Выдали мне ватную фуфайку, шапку, рукавицы и — работай, дядя.

Через пару недель я слёг. Зуб на зуб не попадает: трясёт как в лихорадке. Дошёл я кое-как до лазарета. Была там врач, Ольга Ивановна. Рассказал я ей про своё несчастье, она и говорит: «Не горюй, поправишься, будешь ещё немцев бить, а не лес валить».

Уложили меня в лазарет, силы тают. Ну, думаю, вот и конец скоро. Но помаленьку всё-таки оживать начал.

Недели через две прибыл в лагерь подполковник, боевой такой, с заданием набирать добровольцев в штрафной батальон на фронт. Их в самые опасные места посылают, где другие войска ничего сделать не могут. И воюют они до первой крови: убьют, значит, всё, амба, а ранят — амнистия, значит, вину свою кровью искупил. Снимают с тебя все судимости, и на фронте ты уже не штрафник, а настоящий боец.

Видимо, уже не раз приезжал сюда этот подполковник, знал он и Ольгу Ивановну, и начальника лагеря.

Заходит он как-то раз ко мне в лазарет, а я уже по палате ходил, и говорит мне:

— Ну, рассказывай, кто ты, где воевал, за что сидишь? — Я ему всю правду выложил.

— Молодец! — говорит. — Я тебя беру в штрафники, пойдёшь?

— Конечно, товарищ подполковник, — отвечаю.

— Ну, вот и ладно, буду о тебе с начальником лагеря толковать.

Но тут неувязка вышла, как мне потом этот подполковник рассказывал. Начальник лагеря, строгий законник, энкавэдэшник — ни в какую не соглашался меня отдать: «Уголовников имеете право на фронт брать, а политических, да ещё военных саботажников — нельзя. Не позволю его из лагеря забирать».

Подполковник ему говорит:

— Ты что, соображаешь? Он боевой офицер. Его подставила какая-то сволочь, а ты и рад.

— Всё равно, не имеете права брать его.

Тут у них большой спор вышел.

Приходит ко мне в палату подполковник и говорит:

— Вот что, Леонов, этот дурак не отдаёт тебя мне. Сделаем так: послезавтра вечером я своих «добровольцев» увожу со станции товарным поездом. Ольга Ивановна тебя вечером выпишет из лазарета, и ты сразу же беги к нам, твои будущие кореша уже будут ждать тебя прямо в товарном вагоне-теплушке, я их предупрежу, и эти боевые урки тебя спрячут, тем более, ты для них авторитет — на фронте уже побывал. Я им о тебе уже всё рассказал.