Анна Матвеева - Завидное чувство Веры Стениной

— Да-да, — нервно сказала тётя Оля, — ты всё очень интересно рассказываешь, Евгения. А вот скажи, у тебя нет в ближайшее время повода съездить в Екатеринбург? В университете отпустят?

— Скоро лыжная неделя, — сказала Евгения. — Я бы и без повода съездила, а зачем?

Тётя Оля опасливо покосилась на ближнего к ним царя, но у него не было ушей. Вообще.

— Тут такая история. В общем, на меня вышел один человек — он работает с очень известным художником, Вадимом Фамилией, ты, конечно, про него слышала.

Когда тётя Оля волновалась, в её речи автоматически включался уральский говорок. Это было очень приятно, Евгения заслушалась и чуть не упустила смысл. Очнулась только на имени — Вадим Фамилия. Конечно, она знает, кто это. Фамилия написал мамин портрет, они дружили в юности.

Тётя Оля при слове «дружили» хмыкнула, но факт оспаривать не стала.

— В силу моей работы я имею дело с очень влиятельными людьми, — объясняла она, подозрительно глядя на бедного глухого царя. — Агент Фамилии попросил меня выяснить, каким образом можно передать Вере Стениной в Екатеринбург некоторую сумму денег наличными. И я вспомнила про тебя.

«Интересно, а почему не про себя?» — удивилась Евгения, но сделала это тоже — про себя. А тётя Оля очень уместно сказала в этот самый момент:

— Мне пока что не следует появляться в России, а у тебя ведь всё в порядке с документами?

Разумеется, всё было в порядке — только так и может быть у дочери королевы Хаоса. Евгения, как истинная парижанка, собирала все квитки и справки, нужные и ненужные бумажки, не выбрасывала даже посадочные талоны, что уж говорить о паспорте!

— Если ты сможешь это сделать, я буду тебе очень признательна, — сказала тётя Оля.

Хор царей молчал. Конечно же, Евгения поедет в Екатеринбург! Ещё бы она не поехала! Сделать что-то хорошее для тёти Веры Стениной — её давняя мечта.

На прощание тётя Оля ещё раз ловко приложилась к щекам Евгении, пообещав приехать к ней завтра домой, на площадь Италии. И ушла, оставив девушку в компании каменных голов.

И вот они — деньги, плотный свёрток разноцветных купюр плюс несколько монет. Общее количество укладывается в таможенные правила. 9999 евро — остроумная, и, по мнению Евгении, красивая сумма. Она любила девятки.

Евгения снова проверила свёрток — он послушно лежал в сумке, не помышляя о побеге. Опять раскрыла Хандке. В кратком сетевом пересказе роман характеризовали так: «Голкипера футбольной команды удаляют за грубое нарушение правил. Он проводит ночь с девушкой — кассиром кинотеатра, а потом убивает её».

Хотели минимализм? Получите.

Первая часть путешествия прошла благополучно. В аэропорту Евгению никто особо не допрашивал, правда, мсье-таможенник изо всех сил разглядывал её ноги, но к этому она давно привыкла. Всё-таки это очень приятно, когда у тебя такие ноги. Спасибо маме, что не просит вернуть.

Выход для московского рейса объявили вначале один, потом поменяли на другой. Евгения не смотрела на табло, не слушала объявлений — просто шла следом за русской речью, за самыми краснолицыми мужчинами, за самыми крикливыми тётками, за самыми красивыми девушками на самых высоких каблуках. Никто не подвёл — все вышли к нужному выходу, а с ними и Евгения.

Когда поднимались по трапу в самолёт, Евгения зажала портфель-фугу под мышкой и перекрестилась щепотью, как её научили в детстве.

Место оказалось у прохода, рядом — свободное, а у окна идеальный сосед — крепко спящая девушка. Как она успела уснуть, если все только что вошли в самолёт? Воистину загадочная русская душа. Девушка, конечно, была русская — акриловые ногти, наклеенные ресницы.

Портфель Евгения положила себе под ноги. Потом скинула туфли и начала рассматривать окружающих.

Всякий раз в самолёте ей приходила одна и та же мысль: сколько же тайн везут с собой все эти люди! С виду толпа как толпа — но если знать историю каждого… Кто-то, не исключено, что та милая пожилая дама, усевшаяся впереди Евгении, смертельно болен. Кто-то вчера принял самое важное решение в своей жизни, но поймёт это лишь спустя много лет. Кто-то завтра изменит жене, а кто-то дал себе слово никогда больше не обманывать мужа. Кто-то, например, эта негромко похрапывающая девушка, везёт с собой гроб — сопровождает тело сестры. А у кого-то три часа назад разбилось сердце, и он вообще не понимает, зачем теперь лететь в Москву… Тайны летали в воздухе и сталкивались между собой, как самолёты на детских рисунках. И у Евгении была тайна — сюрприз для тёти Веры Стениной. И ещё один, для всех — ведь она не предупредила ни мать, ни Ереваныча, ни Лару.

Симпатичная стюардесса прошла через весь салон к аварийному выходу, у которого сидела Евгения и спала девушка. Попросила надеть туфли и убрать портфель на полку для ручной клади. Евгения заспорила, но стюардесса была непреклонна:

— Только на время взлёта и посадки! Потом, в горизонтальном полёте, сможете взять вашу сумочку обратно.

Евгения знала, что людей, которые злоупотребляют уменьшительно-ласкательными суффиксами, переубедить невозможно — такой была, например, Нина Андреевна, Ларина бабушка. Проще послушаться. Она вынула из портфеля свёрток с деньгами, а портфель закинула на полку. Стюардесса холодно улыбнулась, и тут её окликнула коллега:

— Ян, у меня там мужчина сидит с лишним весом, надо бы переместить.

— Очень толстый? — спросила Яна.

— Ну такой, турбулентный…

Стюардессы пошли перемещать турбулентного пассажира, а Евгения пристегнула ремень и снова открыла роман Хандке. Свёрток лежал на коленях, как зримый образ материальной ответственности. Тётя Вера обрадуется, даже если не покажет этого — а Евгении и не нужно ничего видеть, она и так знает, что Стениным всегда нужны деньги. Тётя Вера слишком много работает, а Лара, дурочка, бросила учёбу. Надо как-то уговорить её вернуться в университет…

Евгения покосилась на девушку, но та спала так крепко, что даже слюну пускала — интересно, где она умудрилась так вымотаться? Через проход сидела семья с младенцем, полностью этим младенцем порабощённая. Никто не смотрел на Евгению и не осуждал её — а она между тем делала кое-что предосудительное. Развернула свёрток и вытащила оттуда конверт с чужим письмом.

Евгения ещё в Париже решила: если конверт заклеен, то она не будет его читать, а если нет — тогда пусть это письмо станет одной из тех тайн, которые так легко доверить случайному попутчику.

Конверт был плотно запечатан.

Что ж, пусть таким и останется.

Самолёт набирал высоту.