Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 04

Тут нетрудно догадаться, о какой «успешности»,да ещё в «материальном плане»и «уже завтра»,говорил Фурсенко. Он, конечно, имел в виду не столько образованность, сколько обученность.

Приведу ещё цитату, где мною подчёркнуты базовые слова: «Какие основные задачи мы ставим перед собой на следующий этап? Первое: мы должны чётко сформулировать задачу, заказв системе образования. В последние годы система образования варилась в собственном соку. Я это уже говорил на разных встречах неоднократно и хочу ещё раз повторить перед вами: не может никакая система ставить сама себе задачу.Необходим внешний заказ. И тут нужны какие-то организационные решения. Мы сегодня обсуждали интеграционные решения с представителями „Деловой России“ утром на так называемом бизнес-педсовете. Это была не первая наша встреча. Я обсуждал этот вопрос и с другими представителями бизнес-сообщества, с представителями каких-то общественных организаций, и задача очень сложная, задача, требующая понимания того, какую экономику мы ожидаем, какая экономика будет в России, какая жизнь будет в России в ближайшие годы. Потому что без понимания этого вопроса ставить задачу перед системой образования будет весьма затруднительно, но это проблема номер один, и мы уклоняться от неё не должны. С точки зрения нормотворческой подготовлен законопроект, в котором законодательно прописано о правах работодателейв развитии требований к образованию, к формированию новых программ, к формированию новых стандартов».

До такого ещё никто не додумывался из прежних реформаторов, ни Днепров, ни Асмолов. «Бизнес-педсовет», «права работодателей» вносить свои поправки в школьные программы… Каково?!

Система образования ни в одной стране не может «вариться в собственном соку». Она всегда включена в течение жизни, спокойное или бурное. В политику тоже. В России система образования смогла устоять против многих наскоков. Например, против соросовской программы «обновления гуманитарного образования в России». Кажется, уже почти избавились от негативной трактовки всей русской истории в школьных учебниках. В России сложилось педагогическое сообщество, имеющее опыт сопротивления глобальному «рынку образовательных услуг».

«Как бы то ни было, ясно одно — интеллигенция в её прежнем понимании приказала долго жить», — вывод критика Марии Розановой, сделанный на основе «образа интеллигента» в ряде произведений последних лет. «В своём нынешнем состоянии ей некого винить, кроме одной себя» — там же («Астенический синдром», «Октябрь», 2004, № 3). Можно привести немало подобных высказываний об интеллигенции, её изобличают не только критики на основе «образа», но и социологи, политологи, журналисты. Но что, собственно, значит «прежнее понимание»? Почему «некого винить, кроме одной себя»? И вообще, что им всем нужно сегодня от интеллигенции?

Начиная с ХIХ века «образ» был представлен нелицеприятно у Тургенева, Достоевского, Чехова, у Блока в известной статье об интеллигенции. В России её обвиняли в подстрекательстве к революции и клеймили с революционной позиции как гнилую и похлеще (Ленин). Потом стали называть народной и советской. Принято ли теперь в России говорить просто о русской интеллигенции?

Академик Н. Н. Моисеев, потомственный русский интеллигент, в одной из последних статей писал с удовлетворением, что стараяинтеллигенция сумела после революции передать эстафету(его слова) новойинтеллигенции, благодаря политике советской власти в сфере образования. Какое «прежнее понимание» вкладывал в это слово академик Моисеев? Ведь не только массовое высшее образование. Но Россия-СССР действительно стала к 1941 году более образованной нацией, чем Германия, — это утверждает философ и писатель А. А. Зиновьев.

Сегодня ученики академика Моисеева принадлежат к старойсоветской интеллигенции, сохранявшей долгие годы качества, признанные во всём мире как особенность, свойственную только русским, советским. Интеллигент — человек другого разбора, чем интеллектуал. И в России интеллигенция, безусловно, вышла из русской системы образования как просвещения. Из азбуки Кирилла и Мефодия, из православных заповедей, из уроков русской литературы… Интеллигенция выросла на идеалах служения русскому народу. А влияние православной культуры сохранялось и в советской атеистической школе благодаря русской классике. Воспроизводству интеллигенции «в прежнем понимании» пока ещё способствует наша национальная система образования, у неё всё-таки был запас прочности.

В конце 70-х годов минувшего века мною был опубликован ряд статей о сельской интеллигенции. В Пошехонском районе Ярославской области я провела своё социологическое исследование, главным образом в учительской среде. Напомню, что сельское хозяйство исконного центра России находилось тогда в тяжелейшем положении. Бюджетные вложения годами уходили на целину, на стройки, на мелиорацию, но только не сюда, не в «бесперспективные деревни». В 1974 году вышло постановление о подъёме Нечерноземья, но попусту. В Пошехонье каждый год население района сокращалось на тысячу человек. Но были и крепкие колхозы. В «Новой Кештоме» ребят возили в школу три своих автобуса, колхоз оборудовал в школе не только кабинет механизации, но и кабинет английского языка, ученики и учителя получали бесплатное горячее питание, каждый год 10–12 колхозных стипендиатов уезжали учиться в Рыбинск и Ярославль, приобретали нужные колхозу специальности. В селе Владычном колхоз был послабее — так там, напротив, председатель ходил за подмогой в школу, где имелись свои трактора, а у старшеклассников — права механизаторов. И, кстати сказать, в Пошехонье ребята, закончившие среднюю школу и получившие вместе с аттестатами права механизаторов, в конце 70-х уже не торопились уезжать, оставались в своих колхозах — по району до 30 процентов выпускников, это немало.

В конце 70-х в Пошехонье все сельские учителя (и врачи тоже) были по происхождению из крестьян — интеллигенты в первом поколении. Выписывали литературные журналы, имели неплохие библиотеки. Преобладало убеждение, что сельскому интеллигенту не следует заводить корову, огород. Разве что пасеку, сад. Надо иметь время на подготовку к урокам, на самообразование, поехать самому и повезти ребят на каникулы в Москву, в Ленинград. Деревенские интеллигенты в первом поколении даже очень ревниво, подчёркнуто утверждали себя в классическом «прежнем понимании». В районе 82 процента учителей имели высшее образование, у остальных — неполное высшее и среднее.