Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 02

Нам надо решительно противостоять агрессии, угрожающей на сей раз самым глубинным корням исконного бытия России. Агрессии — под флагом «свободы». «Свободы» особой — унижать всё русское, запрещая, например, в стране, где 85 % жителей отождествляют себя с православной культурой, преподавание ее основ в школе. Как возмущался акад. Гинзбург, крича о «засилье клерикалов», когда 12-тысячное собрание педагогов на XII Рождественских чтениях поддержало предложение ввести в программу жития святых*. И одновременно у нас «свобода» — разрешать кощунства в духе выставки в сахаровском центре с глумлением над религиозными святынями и нашим культурным достоянием. Кстати, и о попытке очернить русскую классику, образ великого христианского писателя Достоевского на той же выставке «Осторожно, религия!» рассказал мне Михаил Люкшин, один из шести мужественных защитников святынь, алтарников храма Святителя Николая в Пыжах (того храма, где хранится крестик Жени Родионова).

К слову, мне и моим друзьям довелось быть 11 августа 2003 года у здания Замоскворецкого суда на молитвенном стоянии в защиту тех алтарников, которых пытались обвинить в «противоправных действиях». Они, эти воины духа, своим примером показали, что такое — твёрдое стояние в Православии. Говоря словами митрополита Одесского и Измаильского Агафангела, страх перед злом опаснее зла. Зло отвратительно, но больше всего оно сильно нашим бессилием. Так, «молчание — это содействие лжи и потворство творящим зло. Молчанием зло стремительно усиливается и умножается. Православных христиан призывают быть толерантными — терпимыми, но терпимыми ко греху и богоборчеству быть нельзя! Это — измена Богу».

«Свобода» теперь — распространять духовную заразу, например подкладывать в почтовые ящики печатаемые миллионными тиражами газетенки типа «Экстра-М» и «Округа» с рубриками «Досуг» (с «элитными девушками»), «Медицинские услуги» (с узаконенным детоубийством, в том числе «новейшими методами для нерожавших», «для несовершеннолетних»). «Свобода» — рекламировать скандальную кинопродукцию вроде извращенческого фильма Бертолуччи, запрещенного в разных странах, у нас же — показанного в прошлом году в дни Великого поста.

Сегодня «свобода» — дискредитировать всё высокое, героическое, идеальное. Вместо доброй духовной пищи ребёнок, образно говоря, съест то ядовитую «рыбку», то — «грибок»… Не потому ли у нас всё больше «волчьих ягодок»? По последней статистике, половину преступлений в стране совершают подростки, вдохновленные, в частности, «героями» криминальных теле-«Бригад», которые ныне красуются уже и на школьных тетрадях. Но пусть помнят растлители — об этом предупреждал великий наш современник, святитель Николай Сербский, боровшийся с нацизмом в годы Второй мировой войны: «Ребенок будет радоваться и благодарить тебя, если ты подтолкнешь его санки с горы, но, разбившись, станет проклинать тебя как виновника своей беды».

Как оберечься от зла? В связи с этим вспоминаются простые слова: уточка плавает, не мокнет, потому что у нее крылья жирком смазаны. Как же сделать, чтобы детей ко дну не тянула бездуховность, чтобы могли они отличить правду от кривды, как в русской сказке (или народной песне), и главное — чтобы умели выбрать добро? Настоящая школа национального духовного характера — это и жития святых, вызывающие чувство соучастия в святых делах, и герои русских сказок; это и реальные герои нашей истории, зарождающие тягу к доблести, и герои литературные. Прав был И. Ильин: вся система народного образования должна влиться в борьбу за национально-духовный характер.

…Невольно встаёт перед глазами изумительное, палевого цвета академическое собрание сочинений Пушкина, изданное (в 1936–1937 гг.) к 100-летию со дня смерти поэта. Вспоминается и более скромное, но не менее дорогое для меня издание (1941 г., вышедшее тиражом в 500 тысяч экз.) — том Лермонтова, который сохранился у нас до сих пор. С ним мой будущий отец вернулся из госпиталя после тяжелого ранения под Сталинградом (его спасли от гангрены). В предшествующее войне десятилетие и в годы войны миллионными тиражами издавали Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Некрасова, Лескова, Блока… На русской классике, можно сказать, было воспитано поколение победителей — Зои Космодемьянской, Александра Матросова, Олега Кошевого, Алексея Маресьева и многих других, ставших героическими символами в сознании народа. За ними — и герои, чьи имена нам неизвестны или известны лишь в кругу одной семьи, как наша, например, где — не забыть тихую доблесть деда моего (по маме), летчика-испытателя, сокурсника Чкалова, так же, как он, погибшего совсем молодым при испытании самолета под Оренбургом еще до начала войны.

«Прежде думай о Родине» — эта строчка из школьного сочинения дала название книге, изданной Комитетом ветеранов войны (сост. М. Журавлев). В нее вошли сочинения победителей конкурса среди школьников «Вклад нашей семьи в победу в Великой Отечественной войне». Молодежь тянется к правде, стремится восстановить разрушающуюся цепь времен, связь поколений — как видим мы это на рисунке 13-летнего Саши Недомолкина из г. Киреевска Тульской области «Куликово поле в Отечественную войну». Здесь и восхищение «безграничными человеческими возможностями» — так сказала о своем дедушке и его боевых товарищах Оля Щетинина с Алтая, и это напомнило мне то, как называл Лесков русскую силу — «непомерная». А на Рождественских чтениях я услышала имя еще одного победителя — юного Тимофея Неунывахина из г. Мыски Кемеровской области, участника III Всероссийского конкурса школьных сочинений на тему «Долг служения Отечеству». Он помнит завет даже своего прапрапрадеда — крестьянина, землеведа, пчеловода, отца шестерых сыновей, пятеро из которых сложили голову на той войне. Завет простой: «Землю Отечества любить надо, тогда никакая непогода страшна не будет».

Это живое чувство рода, родины — настоящая «философия семейного начала», говоря словами православного мыслителя П. Флоренского. Кстати, проникновенно писал он об опыте его семьи в преодолении «ядов нигилизма» (речь идет о тех же названных выше 60–70-х годах XIX века — «ужасной полосе истории», когда столько душ оказалось искалечено, столько «чистых сердец сделалось несчастными и бесприютными!»). Вот что писал он в книге «Детям моим. Воспоминанья прошлых дней»: «Быть без чувства живой связи с дедами и прадедами — это значит не иметь в себе точек опоры в истории. А мне хотелось бы быть в состоянии точно определить себе, что именно делал я и где именно находился я в каждый из исторических моментов нашей родины и всего мира, — я, конечно, в лице своих предков».