Николь Бернье - Незавершенное дело Элизабет Д.

После первого получаса детям надоело сидеть с удочками, а через час бултыхания в мелких, оставленных отливом лужах грабли и лопатки были потеряны, поломаны или заброшены. Но ветерок оставался мягким, дюны мирно дремали, а в машине нашлось все необходимое, поэтому они разбили лагерь, убедив Пайпер, что это место нисколько не хуже для купания, чем ее любимый пляж.

Крис тщательно изучал расписание приливов в разных частях острова и, когда условия были оптимальные, демонстрировал упрямство и решительность Ахава. Уровень воды немножко поднялся; прибрежные сливы, казалось, стали крупнее и спелее за прошедшие часы. Но клева не было. Он приводил примеры прошлых успехов, вспомнил даже случай, когда на этом самом месте поймал сорокафунтового окуня на живого угря. И все равно до самого отъезда на его наживку так никто и не позарился. В ответ на неудачу Крис в своей обычной манере лишь безразлично пожал плечами.

– Думал, сегодня поймаю, – небрежно сказал он, выезжая с песчаного берега на дорогу. – Чувствовал рыбацкую удачу.

– Рыбацкая удача редко приходит к тому, кого сопровождает шумная парочка шести и четырех лет, – заметила Кейт. По обе стороны дороги росли кусты восковницы и пригнутый ветрами можжевельник, и она с удовольствием вдыхала запахи лета.

– Да ты никогда не верила, что я что-нибудь поймаю. – Крис произнес это с ноткой обиды и тут же улыбнулся, немного печально и игриво. Он загорел, весь покрылся солью, и его левый локоть небрежно свешивался из окна. Улыбка вышла печальной и игривой. – Никакой веры.

Кейт ухмыльнулась.

– Это же ты, мой дорогой, предложил омаров. Это ты не верил, что я поеду, если меня не подкупить. – Она побарабанила пальцами по опущенному стеклу, чувствуя солнечное тепло на пальцах.

Жизнь на острове была несовместима с тревогами из-за пробирок с нервно-паралитическим газом или заражением воды. Подумав так, она почти поверила в это. Нет никакого упрямого голоса, нашептывающего воображаемые предостережения: тонущие паромы, отравленные кролики, зараженные облака, надвигающиеся из Бостона. Это просто сбой гиперактивного мозга, привыкшего держать все под контролем. И, возможно, здесь-то и ждал сюрприз, неожиданный дар логики, – жизнь в Вашингтоне или где-то еще тоже может быть несопоставимой с такими страхами.

Крис доехал до конца длинной песчаной дороги и остановился, ожидая, когда можно будет влиться в поток транспорта. На углу виднелась фермерская палатка, торгующая продуктами и цветами. Пока машина стояла, Кейт наблюдала за вяжущей женщиной в палатке. Маленький мальчик с ней рядом катал игрушечные машинки по картонной коробке со смесью ягод.

– Так что там с домом? Макс и вправду собирается его продавать? – спросил Крис.

– Я пока с ним не разговаривала, но, судя по всему, да.

Помимо овощей, в палатке были предназначенные на продажу детские свитера и шапочки ручной вязки, и даже с расстояния в десять ярдов Кейт смогла оценить их по достоинству. Расстеленные на столе детские одеяльца демонстрировали сложный вязаный рисунок. Кардиган с витым узором лежал на более крупных овощах, дружески обнимая рукавом летний кабачок.

– Знаешь, я думала о том, чтобы снова приехать сюда осенью, помочь Максу с переездом. – Она могла бы помогать упаковывать коробки, заниматься пекарней. Возможно, он будет рад компании, кому-то, с кем можно поговорить или даже просто помолчать. – Ты не против остаться с детьми в какие-нибудь выходные, чтобы я съездила?

Крис пожал плечами.

– Конечно, лишь бы мне не ехать.

Мальчик опрокинул коробку с ягодами, и из нее на стол посыпалась ежевика, малина, голубика. Женщина отложила вязанье, чтобы вернуть ягоды в коробку.

Надо позвонить Энтони. Пусть знает, что на нее рассчитывать не стоит. Соблазнительно представлять, как она занимается вещами, которые, бывало, приносили такое удовлетворение, и тешить себя надеждой, что она была бы специалистом – даже лучшим, чем раньше. Со всем бы справилась. Так Кейт по привычке отвечала Крису, хотя он, в общем-то, провокационных заявлений не делал. Спорила она главным образом сама с собой.

Элизабет после смерти стали характеризовать не иначе как прекрасную мать, прекрасную жену, прекрасного друга. Стоит человеку умереть, как его тут же стараются отлить в своего рода памятник. Всю сложность и противоречивость натуры Элизабет мало-помалу сократили и свели к следующему: любящая, нежная мать; сама сердечность, истинная душа своего семейства; преданный член общества матерей, вдохновительница, рабочая лошадка. Насколько все это соответствовало действительности, значения не имело. Некоторые качества в процессе мемориализации преувеличивались, некоторые исчезали.

Никто пока, насколько знала Кейт, не сказал, что « Элизабет была творческой личностью, что она создала интересные работы, которые продавались здесь и там» , пусть даже лишь несколько ее картин еще висели в чьем-то доме, купленные, вероятно, по дешевке несколько лет назад в маленькой галерее на А-авеню или в островной галерее. Никто не сказал, что « ее графика появлялась в рекламе того или иного журнала» . Или что « она не только растила детей, но и много работала по ночам» . Не это было ее главным достоинством и никогда не будет ее наследием. Быть может, Элизабет не надеялась, что другие поймут нюансы того, что она любила. Быть может, думала, что со временем станет меньше скучать по работе и живописи. Или, может, просто уверовала, что в конце дня важнее, кто, а не что ты есть.

Но порой, думала Кейт, то, что ты делаешь, неотделимо от того, кто ты. Возможно, Элизабет не поняла, что элементы своей жизни можно составлять воедино везде, где они сходятся, – терпеливо, в разных временных точках. Возможно, будь у нее больше времени, она поняла бы это. И, возможно, уже начала понимать.

Крис высадил ее у дома – принять душ – и поехал с детьми на рыбный рынок. Кейт вошла в бунгало, которое, как было заведено на острове, никогда не запиралось, и подумала, как странно будет вернуться в их дом с надежным двойным запором и сигнализацией. Впрочем, нет. Возвращение к привычному образу жизни пройдет легко и обыденно. Люди живучи и приспосабливаются ко всему. А что им остается?

Кейт включила душ и уже стащила майку через голову, когда в кухне зазвонил мобильный. Должно быть, Крис. Будет спрашивать, хочет она жесткую ракушку или молодь, мелких омаров или покрупнее.

Кейт взяла телефон перед четвертым звонком.

– Да? – сказала она, развязывая верх купальника и уже чувствуя во рту вкус моллюсков, маленьких и мясистых, политых маслом. Это будет прощальный пир.

– Кейт Спенсер? – Мужской голос, незнакомый.

– Да, а вы?..