Бенджамин Литал - Карта Талсы

Прошлым летом Эдриен выходила в люди куда реже. Ее юношеская жизнь уже миновала свой пик, а рисование – это уже некий отход: жизнь после рок-групп. Но для меня она только начиналась.

Поначалу я очень нервничал, когда мы только появлялись на какой-нибудь вечеринке. Я боялся, что Эдриен срулит от меня и будет общаться с людьми, которых я совершенно не знаю. Мне приходилось наблюдать за ней, чтобы понять, в каком она настрое. Она пила либо совсем чуть-чуть, либо очень много. По сути, алкоголь как раз хорошо иллюстрировал все те аспекты, суть которых мне хотелось бы продемонстрировать родителям как моральное доказательство. Мне казалось, что выпить – это все равно что открыть некий шлюз, из которого хлынет все, что в тебе есть. Но Эдриен была умнее. Она своими войсками управляла с мастерством генерала. И зачастую мы оставались самыми трезвыми людьми на вечеринке.

Я предпринял попытку найти что-нибудь о родственниках Эдриен в старых газетах: сказал библиотекарше, что занимаюсь исследованием развития «Букер петролеум». Мне удалось выяснить, что прадед Эдриен, Одис Букер, нашел нефть в местечке под названием Кушинг. Это было в 1904 году, всего за три года до того, как Оклахома получила статус штата. Он приостановил поисковые работы, построил сеть отелей, вкладывал деньги в местные банки, во время экономического бума он хорошо заработал; потом построил нефтеперерабатывающие заводы в Арканзасе, в 1926-м достроил свой небоскреб, и намного позднее, когда нефть стала добываться в море, штаб-квартира компании все равно осталась здесь.

Пентхаус изначально делался для того, чтобы произвести впечатление и услужить клиентам, приезжавшим на переговоры из других штатов. Нашлась даже бесценная газетная вырезка из некоего «Эксперт-вестника Чикаго» за 1926 год с черно-белой фотографией той самой кровати, в которой мы спали.

Офис компании «Букер петролеум» все еще располагался в этом небоскребе. Сейчас Лидия, тетка Эдриен, та самая, которая училась в том же колледже, что и я, и которая тогда так иронично посмотрела на мой пиджак, работала на первом этаже – она занимала кабинет директора. Но мы ее ни разу не встретили; мы жили наверху, как в каком-то элизии, в раю. На облаке.

– Давай спустимся, – однажды предложил я.

– Что?

– Просто по коридорам походим.

– Ой, нет.

Эдриен вообще не хотела иметь никаких отношений с «Букер петролеум». Относилась она к нему чуть не благоговейно. Для нее это был красивый и изящный памятник прошлому. Она его чтила, никогда не оскверняла, соблюдая приличия, но не более. Не думаю, что Эдриен считала, будто ее тетя делает для компании что-то значимое. Но саму Эдриен компания не интересовала: ни как рычаг власти, ни как повод для обиды, ни даже как возможное будущее.

Человеку, который вырос в Талсе в восьмидесятых, нефть казалась абстрактным понятием. Каждый сентябрь мы отправлялись на ярмарочную площадь, проходя между ног у «Золотого бурильщика» высотой в четыре этажа. Его бетонная рука покоилась на списанной нефтяной вышке, а мультяшные ботинки были размером с небольшую японскую машину. А еще я вспомнил, как каждое Рождество моя бабушка, которая жила в Галвестоне, усаживала меня рядом с собой, и мы просматривали рождественский каталог магазина «Найман Маркус». Она была человеком независтливым; скорее хотела взрастить во мне благоговение. Больше всего меня интересовали страницы с товарами для детей, находившиеся в самом конце: настоящий детский пиратский корабль, который можно было спускать на воду, собранные из «Лего» рыцарь с драконом в натуральную величину. Но и это было лишь пустяком по сравнению с тем, что бабушка рассказывала о временах бума. По всей видимости, в шестидесятых этот Найман Маркус предлагал гидросамолеты для мальчиков и девочек, голубенькие и розовенькие, чтобы, отыскав нефть, детишки на радостях могли улететь в небеса, как попугаи-неразлучники.

В Талсе нефтеперерабатывающие заводы занимали противоположный берег реки. Мне никто так и не объяснил, как именно они работают, – для меня это были ямы с механическими змеями, которые я в подростковом возрасте упорно рассматривал, остановив свой велик на пешеходном мосту и размышляя о том, что же важно. Я вспомнил номер «Нэшнл джиогрэфик», который хранил отец, за 78-й год, когда случился нефтяной кризис. На обложке была как раз Талса, аэроснимок наших заводов, подсвеченных, как метрополис в ночное время. На самых ярких участках можно было рассмотреть нефтеперерабатывающее оборудование, освещенное, как днем, с темными зонами, наверное, это были бочки с нефтью, стоящие в хранилище. Но наверняка я не знал.

Эдриен показала мне видеозапись со своим отцом – Родом Букером. «Он живет в Род-Айленде», – рассказала она. На этом видео Род выходит из двери с проволочной сеткой, становится в профиль, дверь захлопывается. У него огромная борода, закатанные штаны цвета хаки и черная футболка размера икс-икс-эль. На что он смотрит – непонятно: кажется, что он отводит взгляд из стеснения, но когда Род, наконец, поворачивается в камеру, он, наоборот, старается смутить ее. Но камера все так же смотрит на него.

Потом он разворачивается, изображение панорамируется, и оператор следует за ним к побережью.

– Это был мой первый фильм.

Эдриен выпросила камеру у отца, когда тот уезжал из Талсы. Ей тогда было двенадцать, и она пообещала «брать ее с собой, когда поедет к нему».

– А этим летом ты к нему собираешься? – поинтересовался я.

– То был единственный раз, когда я туда ездила.

Меня это несколько шокировало. Через некоторое время я снова попросил посмотреть видео с Родом.

– Зачем тебе его пересматривать?

– У мальчиков особое отношение к отцу своей девушки.

Она фыркнула.

Эдриен никогда не была ничьей дочерью: ее биологическая мать, француженка, приехала в Новую Англию учиться, а сама все это время прокаталась на яхтах, а потом бросила младенца – Роду пришлось купить билет на самолет, самому готовить смесь, непрестанно качая ребенка на руках, во время пересадки в Далласе он сменил подгузник в туалете и, наконец, доставил малышку в родовое гнездо в Талсе. На этом он счел свои родительские обязанности исполненными. Он улетел в Париж и несколько лет потратил на попытки вернуть Мэриэн: легенда для семьи заключалась в том, что у нее суровая постродовая депрессия. Но Эдриен мать так больше никогда и не увидела. Ее двоюродный дедушка Гарольд, который заправлял в то время «Букер петролеум», в таком исходе и не сомневался. Он нанял несколько нянек из Ливана, а руководила ими его жена, ее двоюродная бабушка Александра.

Через некоторое время Род вернулся в Талсу, но много времени проводил в разъездах. Эдриен ближе всего общалась с двоюродной бабушкой, шведкой по происхождению, которая выросла в Небраске и познакомилась с Гарольдом в Денвере на балу. Когда и она, и Гарольд умерли, компания перешла в руки следующего поколения. Род продал свои акции старшей сестре, Лидии, купил дом в Род-Айленде с видом на скалистый пляж, недалеко от того места, где познакомился с Мэриэн. Род проводил с Эдриен так мало времени, что когда он уезжал, никто даже не предложил, чтобы девочка поехала с ним в Род-Айленд.