Кристофер Мур - Венецианский аспид

– Стало быть, мавр погубил дочь Брабанцио? – произнес Яго, расхаживая по офицерским квартирам с головокружительным напором вдохновенья. – Ха! Теперь его совет наверняка повесит. Это и впрямь добрые вести! Свидетели у тебя, конечно, есть? Если нет, придется вылепить таковых из самых выдающихся мерзавцев, кто только по карману будет нам. Деньги есть?

– Нет, это не поможет, – проскулил Родриго. – Ведь он не против воли даму взял, он на ней женился. Да, она погублена, но по своему разуменью и согласию, и погублена она лишь для меня. В глазах Господа и государства она принадлежит теперь мавру.

– Ох ять. – Яго замер на месте. – Женаты?

– Священником.

– Мавр и Дездемона женаты?

– Перед свидетелями. Внесено в городские книги.

– Женаты? Перед свидетелями?

– Свидетельствовали дурак, великан и обезьянка.

– Ять!

– Вы уже это говорили.

Яго вновь заметался по жилплощади, затем выхватил кинжал и принялся чертить им в воздухе планы. Родриго меж тем вжался в стену.

– Еще не поздно этой свадьбой мавра погубить. Когда сие действо поимело место?

– Двух дней не прошло как. Но и посейчас Дездемона скрывается у мавра в доме.

– А Монтрезор о сем не ведает?

– Нет, он у себя на квартире, возле дожева дворца.

– Не в Бельмонте?

– В Бельмонте вести я и узнал. От Нериссы, служанки Порции.

– Служанка знает, но не знает господин? Истинно говорю тебе, Родриго, женщины – коварное племя. Тащи их в койку, если очень нужно, но клятвам их не верь – они всего лишь паутина, кой затканы ворота в конюшню. Она порвется от малейшего усилья, стоит пройти в них очередному жеребцу.

– Но, добрый Яго мой, разве у вас своей жены нет? А прекрасная Эмилия?

– Я потому и знаю, что говорю. Пук обмана в приятной глазу обертке – вот что она, да и все они таковы. Горе мужчине, кто подумает иначе и вверится им своим расположеньем. – Яго сунул кинжал в ножны, словно Цезаря закалывал. – Пойдем, Родриго, пробудим сенатора Брабанцио и поглядим, не спустит ли он смертоносный гнев свой на мавра, прежде чем до него дойдет вся история. Приготовь мужей вооруженных. Брабанцио стар, и убивать ему пойдут другие.

От нежной моей дремы на полу вестибюля в доме Отелло, где я приземлился, скатившись с лестницы… приводнился, если быть точнее, похоже, в лужицу своей же рвоты, – меня, короче, пробудили, и я направился к дверям обратиться с речью к какой-то банде подлецов, что орала, и колотила в створки, и вообще усугубляла шероховатой остротой своей мой только народившийся бодун.

– Чего? – Я распахнул двери, ожидая, что солнце сейчас вобьет колья сожаления мне в лоб, однако снаружи была ночь и передо мной стоял Брабанцио, а за ним – десятка два мужей с факелами. Некоторые обнажили мечи. – Монтрезор? – молвил я.

– Фортунато? – молвил Монтрезор. – А вы что тут делаете?

– Стою лицом к лицу с ятой толпой, очевидно. А вы что тут делаете?

– Пришли арестовать мавра, который похитил дочь мою Дездемону и держит ее под своими языческими чарами!

Из глубин толпы донесся крик:

– Сейчас, пока вы медлите, вот в это мгновенье, черный матерой баран белую вашу ярочку таранит! [61]

– Мавр и ваша дочь уже играют где-то в скотинку о двух спинках! [62]– раздался еще один вопль.

– Прямщаз он виноват перед вами в нахальном и дерзком поведении! [63]– крикнул кто-то еще.

– Нет никаких чар, – сказал я. – Мавр и ваша дочь женаты. А у толпы вашей вил нету. Я повидал на своем веку не один блядский бушель бунта, где кого-то на улицу вытаскивают, и для такого потребны вилы.

– Но у нас же нет лошадей, – ответил мне менее рьяный голос.

– Да и коров нету, – сказал другой.

– Ни сено не надо ворочать, ни навоз, – пронял третий.

– Могу багор принести, – предложил еще один негодяй.

– Мавра мне сюда! – скомандовал Брабанцио.

– Монтрезор, ваша толпа – говно, – сказал я. – Возвращайтесь, когда разживетесь пристойными вилами и какими-нибудь внятными лозунгами. «Скотинка о двух спинках»? Вы чего это, по домам ходили клянчили, чтоб вам помогли вытащить на улицу главнокомандующего самых мощных в этих краях вооруженных сил – и даже острой палкой не обзавелись? Небрежно, блядь, вы все как-то спланировали, Монтрезор. – И я захлопнул дверь у него перед носом и накинул на нее засов.

– Что там было? – спросил Отелло, спускаясь по лестнице в халате, в руках – сабля и ножны.

– Толпа тупиц, – ответил я. И вздел палец закладкой в диалоге, а сам повернулся и стравил в ведро с растопкой у камина. Вытер рот рукавом и продолжил: – Пришли тебя вешать, сдается мне. А, и еще – их привел Брабанцио.

– Папа? – переспросила Дездемона, спускаясь по лестнице следом за супругом.

Грохот в двери и крики с улицы возобновились, хотя теперь орали преимущественно «Вздернуть его!» и «Черный сатана!». После моего нагоняя больше никто, похоже, не грыз себе заусенцы, изобретая метафоры.

– Я этого не потерплю, – промолвил мавр, запахнул халат потуже и направился к двери.

– Пропускай в двери только по очереди, – посоветовал я. – Не позволяй им наступать широким фронтом. А кто увернется от твоих замахов – тех я достану своими кинжалами. – Я вынул один из ножен на копчике, подбросил и поймал за острие. – Если судьбе угодно, в два счета мы тут будем по колено в трупах, так что можешь вызывать уже своих матросов драить палубу от крови и выносить отсеченные члены корытами.

Отелло помедлил у тяжелой двери. Я держал кинжал наготове к броску, а второй доставал из-за спины свободной рукой. Дездемона замерла на лестнице, зажав руками рот, точно душила в себе вопль.

– Быть может, лучше обратиться к ним с балкона, – решил Отелло.

– Прекрасно, – одобрил я. – Обеспечь тактическое преимущество, нет? Дездемона, поставьте масло на огонь кипятиться, будьте ласковы. Сперва ошпарим плюгавый сброд, а потом обрушим на них сверху град смерти и тяжелой мебели.

Я повернулся и проскочил вверх по лестнице мимо Дездемоны – но мне вдруг поплохело, затошнило, я выронил кинжалы и уцепился за перила.

– Ебать мои чулки, я бесполезен…

– Или, быть может, стоит выслушать их жалобы, понять их и тем самым всех успокоить, – предложила Дездемона, поддерживая меня за плечи и прислоняя к столбику, чтобы я снова не скатился в вестибюль.

– Быть может, – отозвался Отелло.

Он уже обогнал меня на лестнице и, не успел я подобрать кинжалы, вышел на балкон.

– Подлый вор! – вскричал при виде его Брабанцио. – Куда, куда ты дочь мою упрятал? [64]

– Ничего с вашей дочкой не стало.

– Проклятый, ты околдовал ее! – не унимался Брабанцио. – Я вопрошаю здравый смысл: возможно ль, – когда здесь нет магических цепей, – чтоб нежная, красивая девица, что, из вражды к замужеству, чуждалась богатых баловней своей отчизны, покинув дом, на посмеянье людям, бежала в черномазые объятья страшилища, в котором мерзко все? Мир мне судья: не явно ли рассудку, что ты к ней применил дурные чары, смутил незрелый возраст ядом зелий, мрачащих чувства? [65]