Гейл Форман - Я была здесь

Но нет, он услышал.

– В первую нашу встречу тебе так не показалось.

Нет. Он ошибается. Хотя я этого Бэна МакКаллистера и ненавидела, в нем всегда было что-то такое, от чего все становилось лучше. Может, за это я его и ненавидела. Потому что лучше быть не должно. Как минимум с ним.

– Извини, – говорю я.

Он берет меня за запястья, и я тоже хватаюсь за него еще мокрыми от этой таинственной реки руками.

Я его не отпускаю, Бэн тоже, так что между нами остается прослойка речной воды до самого мотеля, где, войдя в наш раскаленный номер, мы начинаем целоваться. Поцелуй этот такой же жадный, как и тот, несколько месяцев назад у него дома, но в то же время другой. Словно мы открываем себя друг другу. Мы целуемся. Моя блузка падает на пол. Его рубашка тоже. Так приятно чувствовать его кожу своей. И мне хочется большего. Я стягиваю с него джинсы. Расстегиваю юбку.

Бэн перестает целовать меня.

– Ты уверена? – спрашивает он. Его глаза снова поменяли цвет на чернильно-синий, как у новорожденного.

Уверена.

Сплетясь конечностями, мы добираемся до кровати. Он теплый, напряженный, но в то же время сдержанный.

– Презерватив есть? – спрашиваю я.

Наклонившись, Бэн достает из бумажника блестящую упаковку.

– Ты уверена? – повторяет он.

Я тяну его к себе.

Когда все происходит, я начинаю плакать.

– Остановиться? – спрашивает Бэн.

Нет, этого я не хочу. Хотя оказывается больно – больнее, чем я ожидала, – но плачу я не из-за боли . Я плачу от избытка чувств .

Затем Бэн засыпает, так и не разжав объятий. В номере градусов тридцать – несчастный кашляющий кондиционер в окне не справляется с безжалостной жарой пустыни, – да и сам Бэн горячий, как печка. Но я лежу, не шевелясь, хотя мне жарко, и я вся вспотела. Я не хочу двигаться, и в итоге засыпаю. За ночь я просыпаюсь множество раз, и руки Бэна каждый раз неизменно сомкнуты вокруг меня.

Только когда я просыпаюсь утром, это уже не так, и мне холодно, даже несмотря на то, что номер за ночь не остыл, наоборот, снова начал нагреваться. Я сажусь. Бэна и след простыл, а его вещи аккуратно сложены в углу.

Я иду в душ. Между ног болит, я же только что лишилась девственности. Мэг очень нравилось, что я, такая крутая и сексапильная, еще девочка. Но теперь уже нет. Если бы она не ушла, я бы ей рассказала.

В душе ледяной холод, хотя тоже не из-за температуры воды. А потому, что до меня вдруг доходит, что я не смогла бы рассказать. Ведь я сделала это с ним . С Бэном. А она с ним была первая. Пусть и всего один раз.

Я ее трахнул . Так он сказал.

Но со мной все иначе. Мы первым делом стали друзьями.

Тут я резко вспоминаю и остальной разговор. Мы дружили до того, как все покатилось к чертям . И еще позднее: А после того, как трахнешь друга, все портится .

Нет. У нас все по-другому.

– Я другая, – говорю я вслух. И чуть не начинаю смеяться. Сколько еще девчонок Бэна МакКаллистера убеждали себя в этом в душе на следующее утро?

У меня перед глазами мелькают лица: отец; ненависть к нему на лице той девчонки; яростный вид Брэдфорда, когда я сказала ему о сыне, разнообразные оттенки отвращения на лице Бэна, которые, несомненно, отражались и в моих глазах.

Вспоминается одно из первых его писем, которое я прочитала. То, с которого все это началось.

Отстань от меня .

Через картонные стены слышно, как открывается и закрывается дверь. Я выключаю воду, мне становится неловко, что я пришла в ванную, оставив всю одежду в комнате. Я заворачиваюсь во все полотенца, какие только могу найти, и на цыпочках иду к своему рюкзаку.

– Привет, – говорит Бэн. Краем глаза я вижу, что и он на меня не смотрит.

– Привет, – отвечаю я, сосредоточив взгляд на куче своей одежды.

Он начинает что-то говорить, но я перебиваю.

– Погоди. Дай оденусь.

– А, хорошо.

Вернувшись в ванную, я надеваю шорты, уже слишком грязные даже для меня, футболку, и вытираюсь до конца, стараясь не думать о том, как Бэн на меня не смотрел.

Вдохнув поглубже, я открываю дверь. Он готовит какой-то напиток. Так и не поднимая глаз, он начинает говорить очень быстро.

– Я вознамерился отыскать холодный кофе. По всей видимости, «Старбаксы» тут есть, но только в казино, а играть мне не хотелось. А в других местах холодный не подают, даже в настоящей кофейне. В итоге я купил типа свежий горячий кофе и лед, думаю, должно получиться.

Он трещит со скоростью полтора километра в минуту – о холодном кофе с какими-то такими кофейными подробностями, которые я раньше только от Элис слышала. И все еще не смотрит на меня.

– Смешал пополам с молоком, – продолжает он. – Холодный я почему-то больше с ним люблю. Так как будто похоже на мороженое.

Да прекрати ты о кофе говорить! – хочу крикнуть я. Но вместо этого молча киваю.

– Хочешь пойти подкрепиться перед дорогой, или лучше держаться друг от друга на расстоянии?

Вчера Бэн сказал, что разница между нами в том, что он учится на ошибках. И он прав. А я дура.

– Я за расстояние, – отвечаю я.

Его взгляд на миг перескакивает на меня, а затем так же быстро убегает, словно я ответила правильно.

– Отлично. Как хочешь.

Я хочу быть с тобой . Хочу снова лечь в кровать и чтобы он меня держал. Но я знаю, что так не бывает. Когда переспишь с барменом, бесплатной выпивке конец. Этому меня Триша научила. И Мэг. И сам Бэн. Ведь он сам рассказал мне, каков он.

– Мне, вообще-то, домой надо, – говорю я.

– Так мы туда и направляемся, – он складывает майку.

– Прямо сейчас.

Он смотрит на покрывало застеленной кровати, которой мы вчера почти не воспользовались.

– Заправиться надо, и, возможно, масло поменять, – голос у него снова стал жестким, даже слышатся рычащие нотки. – Если ты так спешишь, можешь заняться этим, пока я вещи собираю.

– Хороший план, – соглашаюсь я. Уют его объятий теперь так далеко. – В машине тогда встретимся?

Бэн бросает мне ключи, я ловлю, он будто хочет что-то сказать, но молчит, так что я собираю свое барахлишко и выхожу. Я заливаю в тачку бензин, тут звонит телефон, и я лезу за ним. Бэн. Как это глупо. Мы оба такие дураки.

– Коди! Где ты, черт тебя дери? Ты должна была вернуться два дня назад.

Это не он. А Триша. Когда я слышу ее голос, горло как-то сжимается.

– Что случилось? – спрашивает она.

– Мама ? – говорю я.

– Коди, где ты? – в ее голосе слышится страх. Я раньше никогда не называла ее мамой.

– Я хочу домой.

– С тобой что-то случилось?

– Нет, но я хочу домой. Сейчас же.

– Ты где?

– В Лафлине.

– Блин, и где это?

– В Неваде. Пожалуйста… Я хочу домой, – я едва держусь.

– Ладно, милая, не плачь. Я что-нибудь придумаю. Лафлин, Невада. Коди, держись. Я разберусь. Телефон не выключай.