Дмитрий Правдин - Хирург на районе

Я вошел в операционную. Больной еще не пробудился, и Трошин продолжал колдовать над ним.

— Аркадий Ильич, я дико извиняюсь, но, похоже, вам придется еще раз дать этому парню наркоз.

— А что такое? — встрепенулся анестезиолог.

— Да видите, по дренажу ничего не бежит, похоже, он сместился, надо поправить, — брякнул я первое, что пришло в голову.

— А так нельзя?

— Аркадий Ильич, а как? Надо же к ложу уложить, а это только изнутри можно сделать. Да вы не беспокойтесь, я быстро! Полностью раскрывать не буду, сниму несколько швов, чтобы только рука пролезла, и на ощупь установлю! Пять минут.

— Ох, Дима, Дима! Ну и лопух же ты! Надо было проверить, как дренаж установил, когда из живота уходил, — начал бурчать старый анестезиолог.

— Да я быстренько! — заверил я и подмигнул медсестре.

Трошин дал наркоз, я снял треть швов и засунул руку в теплый живот. Шевеля пальцами, я начал аккуратно ощупывать мягкие органы. Стоп! Лопатка!

— Люда, — зашептал я медсестре, — отвлеки Ильича, кажется, нашел!

— Аркадий Ильич, вы не откроете мне кетгут? А то санитарка вышла, — подыграла мне Людмила.

— Конечно, конечно, Людочка! — отозвался Трошин и, передав маску анестезистке Вере, отошел от операционного стола.

Я мгновенно выудил злосчастную лопатку из тела и незаметно для всех скинул в тазик:

— Все, Аркадий Ильич! Готово! Установил!

— Так быстро? Молодец! Ну, давай зашивай!

Я закрыл операционную рану и, подавленный, отправился в ординаторскую. Меня догнала Людмила:

— Доктор, да не переживайте так! Все же обошлось!

— Да, обошлось, но я никогда не думал, что это произойдет со мной!

— Это жизнь, в ней всякое бывает.

— Теперь меня все засмеют!

— Дмитрий Андреич, мы никому не скажем. Кроме меня и Веры, никто не знает.

— Правда?

— Правда. Только вы больше не ругайте других хирургов.

— Каких?

— А помните, как вы злились на тех, кто забыл шприц и марлю?

— Помню…

— Ну и как?

— Как видишь, скверно. Все, больше не буду… Сам такой.

— Не убивайтесь так, вы же не специально забыли.

— Не специально, но все равно это ляп!

Этот случай научил меня не быть чересчур самоуверенным.

Однажды, около девяти утра, ко мне обратилась Нина, медсестра с терапии, молодая девушка, недавно вышедшая замуж. На ночном дежурстве она почувствовала недомогание, боли в животе и общую слабость. Вскоре боли прошли, но слабость сохранилась. При осмотре бросалась в глаза бледность ее кожи.

— Нина, ничего опасного не вижу, но надо срочно сдать анализ, пройти УЗИ брюшной полости и показаться гинекологу.

— Доктор, аппендицита нет?

— Ну, на аппендицит не похоже, но надо исключить внематочную беременность.

— Ладно, сделаю УЗИ и анализы, а к гинекологу не пойду.

Нина сходила на УЗИ, врач выдал заключение, что беременность есть, но плод находится внутри матки, анализы тоже спокойные. Я еще раз осмотрел девушку:

— Нина, все же мне твой живот не нравится, что-то в нем не так. Давай положим тебя в отделение, понаблюдаем?

— Дмитрий Андреевич, ну раз нет аппендицита и внематочной, я домой пойду. Я через дорогу живу, если хуже станет — сразу к вам прибегу.

— Ну, хорошо, — с сомнением в голосе отозвался я. — Иди домой. Но если что, сразу к нам!

Девушка ушла, а я отправился на прием. После обеда прибежала заведующая лаборатории:

— Дмитрий Андреич, у вас Нина Карпова, медсестра с терапии, сегодня была на приеме?

— Была, а что случилось?

— Вы ей анализы назначали?

— Назначал, кровь, мочу. Вроде нормальные.

— Да перепутали анализы! Сегодня две Карповы приходили анализы сдавать! В инфекционном отделении тоже Карпова работает, только Галя. Вам Галины анализы отдали, а вот Нины!

— Вот это да! — изумился я, разобрав анализы. — У нее ж гемоглобин 50, почти в три раза меньше нормы, похоже на внутреннее кровотечение.

— Я тоже так подумала, поэтому как увидела — сразу к вам!

— Надо немедленно кого-то за ней послать! Спасибо вам!

Я бросился к телефону, набрал заведующую терапии и в двух словах объяснил, в чем дело. Элеонора Потаповна Волгина среагировала на удивление быстро: послала старшую медсестру и санитарку домой к Нине. Не достучались, так ворвались, благо дверь была не закрыта: Нина от большой кровопотери легла на пол и стала засыпать.

На операции мы обнаружили внематочную беременность и около трех литров крови в животе. Оказалось, что маточная труба каким-то образом завернулась за матку и во время УЗИ спроецировалась как нормальная беременность. И путаница с анализами «помогла».

К счастью, все обошлось, Нину спасли.

Николай Иванович Пирогов [27] Русский хирург и анатом, естествоиспытатель и педагог. никогда не скрывал своих ошибок, свободно рассказывал о них и учеников своих заставлял следовать его примеру. Наверное, он был прав. Лучше учиться на чужих ошибках, но скрывать свои ляпы — совсем нехорошо.

Например, как-то раз к нам обратился мужчина с жуткими болями в животе. Вчера в соседнем районе слегка трезвый хирург наложил ему троакарный свищ мочевого пузыря по поводу острой задержки мочи. То есть проколол его мочевой пузырь специальным инструментом и поставил трубку из-за того, что больной не мог самостоятельно помочиться.

При осмотре я заметил симптомы перитонита, взял мужчину на операцию. Лапаротомия открыла полный живот мочи. При детальном осмотре я выявил дырку на задней стенке органа: пузырь был проткнут насквозь. Пришлось зашить дырку и подшить переднюю стенку пузыря к передней брюшной стенке, сформировать надлобковую эпицистостому (соустье), как этого требуют хирургические каноны. Во время операции я нашел большой камень в пузыре, сантиметров на пять. Родственникам объяснил, что якобы был пролежень задней стенки, из-за чего и возник мочевой перитонит.

Жена страдальца недоверчиво смотрела на меня:

— Я видела, он инструментом как штыком орудовал! Может, проткнул пузырь?

— Нет, пролежень! — твердил я.

Мужчина поправился. Я позже звонил его хирургу, пытался поговорить по душам, но он меня даже не захотел слушать, каждый раз швырял трубку. Видимо, зря я старался, как говорят вульгарные американцы, прикрывал его задницу, а сей докторишка и не оценил в должной мере моего благородства.

Не успел я оглянуться, как уже заканчивался 1997 год. Стоял конец ноября, и в наших краях уже почти с месяц как обретала настоящая, полноценная зима со снегом, вьюгой, высокими сугробами и суровыми морозами, доходящими пока до тридцати градусов.

Почти два с половиной года я работал в ЦРБ. За этот период многому научился, многого достиг, и то, что раньше казалось архисложным, стало вполне выполнимым.