Иван Колпаков - Мы проиграли

Завернувшись в тряпки, как в кокон, ночь я все-таки перетерпел. Ночью же мы пересекли границу, чему предшествовала страшная суета: гуттаперчевые нелегалы прятались по багажным отсекам, запрещенные к провозу товары ныкались в глубокое нутро сумок. Проводники раздали всем пассажирам блоки сигарет (есть какое-то ограничение на их транспортировку), сигареты – сопутствующий бизнес. Русские таможенники – упитанные и румяные – курили в вагоне, вытрясали из гастарбайтеров, как из буратин, звонкую мелочь, громко разговаривали между собой и похозяйски матерились; словом, господы. Казахские таможенники были похожи на отряд партизан, давно прячущийся в лесах и потому отвыкший от людей. Облаченные в замызганный камуфляж, они прошмыгнули по поезду, будто хорьки.

Утром я очнулся от того, что кто-то сел на мои ноги. Лучше бы я вообще не просыпался. Накануне поезд походил на большой караван, путешествующий по степи в поисках лучших пастбищ и водопоя – и это еще терпимо. Теперь же мой вагон превратился в передвижной казахский рынок, со всеми вытекающими обстоятельствами. Почти с болью разомкнув глаза, я увидал обыкновенную базарную толчею – клетчатые пластиковые баулы, людей, деловито снующих туда-сюда, торгашей, волочащих за собой всевозможные бессмысленные товары; слышалась ругань, пахло восточными сладостями. Продавцы и покупатели оккупировали все свободные места. Мне пришлось придвинуться к окну, потому что рядом со мной уселись двое казахов – они-то чуть позже и объяснили мне, во что я вляпался.

За окном уже тянулась настоящая степь. Клочковатый, белесый грунт, ширь в самом предельном своем понимании; редкие верблюды, издалека похожие на мерцающие голограммы; струны проводов, натянутых на кривые деревянные колки столбов, – единственный способ хоть как-то организовать, подчинить себе это разверзшееся пространство. Я шарил взглядом по плоскости и проваливался в нее, скользил по ней и поскальзывался, я не в силах был зацепиться за что-то, чтобы очнуться – ни деревца, ни домика, ни фонаря, одни лишь миражи.

Миражей в степи много – достаточно для того, чтобы чуть тронуться. Степной пейзаж располагает к медитации, к высвобождению, к освобождению от самого себя. К растворению в этих кочках, в завихрениях воздуха под птичьими хвостами, в перламутровом мареве; небытие прекрасно… Копыта лошадей вытаптывают из песка тонкие струйки дыма, от становищ тянет вспоротыми тушами, парным мясом, воины полулежат в ожидании ужина, и ты – один из них, злой или добрый дух – неважно. Бесстрашие дурманит.

– Хорошо, что ты не поехаль от Актобэ до Аральское море пешком. Там совсем нет дорога, – поучал меня мой сосед-казах. У него были тонкие усики и рот, полный золотых зубов. —

Там на карте есть дорога, а так – нет. В пятидесятый года строиль ее советский власть, а теперь уже не чинит никто.

Он ни на йоту не солгал. Поезд в этой части Казахстана – общественный транспорт, потому что дороги, которые ведут в Кызылординскую область (туда, где Байконур и Аральское море), выглядят так, будто их долго и методично бомбардировали. Проводники пускают в вагоны по стандартной таксе, в пересчете на наши деньги – копейки. Поезд – еще и центр притяжения для малого нелегального бизнеса: на нем из России в Ташкент и Ферганскую долину едут богатые узбекские гастарбайтеры. Поэтому прямо на борту организованы передвижные точки общепита, а также обширная филиальная сеть предприятий, торгующих китайским и турецким текстилем, игрушками, продукцией народных промыслов и его Бог знает какой хреновиной.

Тот же золотозубый сосед просветил меня и насчет Аральска, бывшего казахского порта на берегу Арала. Русские, по его сведениям, схлынули из города вместе с морем, осталась только одна, самая стойкая семья.

– Дедушку он своего ищет в Аральске, – проводник помогал мне объясниться с попутчиками, как мог. – И только топил меня все глубже и глубже. А я сам виноват – не надо было лгать.

– Да, есть русский семья. И еще дедушка один живет. Получается, знаю я твоего дедушку, – осклабился золотозубый. – У него не дом, сарай. Хорошо, что внук к нему едет. Впервые вижу такой хороший русский. Все русский отсюда едут, всех побросали. Только, когда умрет кто-то, приезжают, дом продавать. А ты молодец. Правильно поступаешь.

Я вздрогнул.

– Могу показать тебе дорогу к нему. Дедушка твой рад будет. Узнает он тебя хоть?

– Наверное, не узнает.

– Это ничего. А ты похож на него. Он такой большой. Как богатыр. Старый уже совсем. Перед смертью хоть порадуется.

Торгаши тащили кожаные пиджаки, летние костюмы, футболки с надписью Boss, какие в России уже лет десять не продают. Соседи примеряли на поясницу обмотки из верблюжьей шерсти. Я, отвернувшись к окну, пил чай и таращил глаза в степь.

В Аральск я прибыл вечером. Что увидел?

По перрону выхаживали местные, в кожаных куртках и спортивных штанах, со свирепыми рожами. Толпа пассажиров осаждала мой поезд – кому в Байконур, кому еще куда-то. Сухой прохладный ветер, от которого сохнут губы, поднимал в воздух пыль, шоколадные обертки, полиэтиленовые пакеты. Тут же ошивались облезлые дикие собаки, суетливо дергающие длинными шеями и мелкими головами. Глухая казахская провинция, бессмысленный пункт на карте – до сих пор и вопреки всему – населенный.

– Hello! You need taxi? – ко мне обратилась девчушка в красном спортивном костюмчике. Я страшно обрадовался, меня уже напугал один из бомбил (с лицом, поперек рассеченным на две неодинаковые половинки шрамом), рекомендовавший себя особенно настойчиво.

– Да! Да!

– О, так вы русский!

– Ну конечно. Что, не видно по мне?

– Видно, что вы явно не казах.

Улыбаясь всем лицом, она провела меня через белый и удивительно чистый вестибюль вокзала. По ту его сторону обнаружилась крохотная площадь. В центре площади на полуразрушенном постаменте, поросшем кустарником и оттого напоминающим языческий трон, восседал неизвестный деятель.

– Вот ваша машина, – указала моя проводница на серый, порядком раздолбанный Volkswagen.

Я плюхнулся на заднее сидение. В зеркало на меня глядел… тот самый бомбила со шрамом. Справа от него я увидел женщину в пластмассовых солнцезащитных очках, судя по всему, русскую.

– Куда едем? В гостиницу? – спросила она.

– Да, если она тут есть.

– Десять минут, и мы на месте, – просипел шофер.

И мы помчались, оставляя за собой, как степная кибитка, хвост пыли. Перепрыгнули через железнодорожные пути. Шурша всеми колесами, разбрызгивали мелкий гравий. Въехали в город – деревенские улицы, захвативший власть частный сектор, покрашенные в грязно-лазуритовый длинные бетонные заборы, за которыми скрываются заброшенные промышленные объекты. Юркнули в центр: двухэтажные дома, блеклые вывески кафе и магазинов. Остановились около здания, похожего на общежитие; это и есть – гостиница «Арал».