Мэтью Томас - Мы над собой не властны

— Скоро у тебя ничего не бывает, — сказала Эйлин с горечью, глядя на его отражение в оконном стекле, чтобы не смотреть прямо в лицо. — Ладно, лишь бы ты добился того, чего хочешь.

Через пять лет после свадьбы Эйлин исполнился тридцать один год и они с Эдом перестали пользоваться противозачаточными средствами. В больнице при колледже Альберта Эйнштейна Эйлин уважали как отличную старшую медсестру, и она не сомневалась, что сможет вернуться к работе после небольшого перерыва. А вот если бы Эд согласился на предложение «Мерка», ей бы вовсе не понадобилось работать.

Семь месяцев прошли без всяких результатов, и Эйлин забеспокоилась. Конечно, она еще не слишком стара, но все-таки пора уже задуматься. Они подошли к делу бессистемно — занимались любовью, когда придет настроение, и все предоставляли случаю. Теперь Эйлин поставила себе целью зачать и приступила к достижению этой цели со всей ответственностью. Она составляла графики месячного цикла и требовала от Эда их придерживаться. Оба прошли обследование. У Эда оказалось достаточное количество сперматозоидов, и подвижность их была в норме. У Эйлин яичники также были в полном порядке. Каждый раз, как наступали месячные, Эйлин плакала. Эд ее утешал.

Наконец еще через шесть месяцев она забеременела. На душе стало необыкновенно легко. То, что прежде раздражало, сейчас и не замечалось почти. Эйлин постоянно смеялась, перестала донимать Эда упреками и почти не гоняла подчиненных ей медсестер. Она сама удивлялась своему спокойствию. Не думала, что окажется одной из ненормальных мамочек, а вот поди ж ты — и устает постоянно, а все равно готовит еду, наводит порядок в доме, да еще и улыбается. Даже смеется — так весело быть живой. Ее больше не выводила из себя вечерняя программа новостей. Если другой водитель подрезал ее на шоссе, Эйлин только пожимала плечами и перестраивалась в соседний ряд, от души надеясь, что все благополучно доедут к месту своего назначения.

Мама, придя в гости, сидела и листала газету. Вдруг она, одобрительно хмыкнув, протянула газету Эйлин:

— Вот, почитай! Может, чему-нибудь научишься.

Статья была посвящена Розе Кеннеди. Среди прочего там рассказывалось, как дети в семье Кеннеди прятали вешалки от одежды, чтобы мама не могла их ими отшлепать. Эйлин давно уж не вспоминала, как мама била ее вешалкой, — и потому, что воспоминание было неприятное, и потому, что оно не требовало сознательного усилия — настолько прочно вплелось в ткань ее детства. А сейчас вдруг представила, как мама стегает ее этим проволочным подобием кнута, и буквально физически ощутила боль.

— Видишь? — с гордостью произнесла мама, принимая от Эйлин газету. — Не одна я так делала! Если Розе Кеннеди можно, почему мне нельзя? Тебе бы тоже надо, да ты не станешь. Ты у нас размазня.

Не будь Эйлин в положении, могла бы и сказануть что-нибудь в том духе, что хороший тон ни за какие деньги не купишь, все равно как была уборщицей из Квинса, так и останешься... А сейчас она промолвила только:

— Что делать, все люди разные.

И тут же решила про себя: никогда в жизни она не поднимет руку на своего ребенка.

Через несколько месяцев у Эйлин случился выкидыш. Горе раздавило ее — сокрушительное, не передаваемое никакими словами. А хуже всего, что в каких-то глухих закоулках ее души проснулся суеверный страх, дремавший, быть может, еще с того давнего выкидыша матери, так ужасно изменившего жизнь всей семьи. Подсознательно, сама себе не признаваясь, Эйлин всегда боялась, что не сумеет выносить ребенка.

Она старалась не подавать виду — а то вдруг Эд подумает, что ей следует на время прекратить попытки завести детей. Прошел еще год, по-прежнему без результатов. За обедом в ресторане Эйлин стала заказывать лишний бокал вина. Когда готовила дома, почти всегда предлагала к обеду и к ужину столовое вино. Свои любимые сорта начала закупать ящиками и хранила в подвале, чтобы всегда были под рукой на случай, если гости зайдут, — к тому же оптом покупать дешевле. Она теперь лучше понимала маму. Впрочем, Эйлин пока еще контролировала себя: каждый день ходила на работу и регулярно откладывала деньги на сберегательный счет.

Эд больше не старался ее подбадривать. Он, кажется, смирился с мыслью, что детей у них не будет. Уж не вздохнул ли с облегчением? Он уверял, что нет, а Эйлин все равно подозревала, что он рад. Больше останется времени для работы, которое иначе пришлось бы уделять отцовским обязанностям. Однажды в назначенный для очередной попытки вечер Эд сказал, что слишком устал. Эйлин обвинила его в саботаже. Она понимала, что поддалась истерике, но просто не могла с собой справиться.

Подруги рожали без проблем. Синди Коукли произвела на свет одну за другой трех девочек, пока наконец не подарила Джеку маленького Шона. У Мэри Кадэхи вслед за малышом Стивеном появились двойняшки — Карли и Саванна. Эвелин, дочка Келли Фланаган, родилась с заячьей губой, зато Генри, года на два младше, был просто загляденье, словно младенец с рекламной картинки. Раз за разом подруги сообщали очередную радостную новость по телефону или открыткой. На общем празднике плодородия исключением оставалась только Рут Магуайр — вырастив семерых младших братьев и сестер, она заявила, что покончила с воспитанием детишек. Эйлин после этого еще больше с ней сблизилась: будут вдвоем бездетными.

Когда все дружно праздновали день рождения какого-нибудь из малышей, Эйлин себе ногти обгрызала до мяса. Ей казалось, всем видно, какие мысли прячутся за ее полумертвой улыбкой. Она каждый раз покупала слишком много подарков, и все чересчур дорогие. Когда маленький именинник принимался разворачивать обертку, у Эйлин сердце замирало. Ей самой был необходим подарок — единственный, самый нужный.

Эд всего себя посвятил науке. Никаких ночных кормлений, смены пеленок и визитов детского врача. Он вел серьезные исследования по нейромедиаторам, выступал с докладами на конференциях и раньше своих ровесников стал профессором.

Эйлин больше не ждала каждой менструации как приговора своей женской состоятельности. Она с головой ушла в работу и несколько раз подряд получила повышение. Шел тысяча девятьсот семьдесят пятый год. Начальство и коллеги видели в Эйлин образец современной женщины, добровольно отказывающейся от материнства ради профессиональной карьеры. Мужчины ее уважали, женщины с детьми — ненавидели. Возможности открывались неограниченные, было бы только желание.

А ее преследовали воспоминания о выкидыше. Снилось, будто она сидит в уборной, вдруг слышит странный «плюх» и видит, что в унитазе лежит крошечный младенец — мальчик или девочка, не разглядеть. Ребенок открывает глазки и сердито смотрит на нее, медленно моргая. Эйлин просыпалась, вся дрожа, и будила Эда. В уборной она боялась заглянуть в унитаз.