Мэтью Томас - Мы над собой не властны

Глория провела их по лестнице к черному ходу. Патио, вымощенное замшелым кирпичом, обнесенное стеной и в обрамлении буйной растительности, напоминало заброшенный английский сад. Скалистые уступы позади дома покрывал плющ, а выше по склону виднелись еще дома, выходящие на другую улицу.

Кухня выглядела так, словно здесь обосновались какие-нибудь бродяги. Дверцы шкафчиков висели криво, обои вспучились пузырями, а кирпичный пол был покрыт толстым защитным слоем полиуретана и очень грязен. В помещениях с задней стороны дома — кухне, столовой и так далее — было темно как в погребе, хотя в хорошую погоду свет сюда наверняка пробьется, особенно если подстричь кусты. Несмотря на обшарпанный ковер и чахлого вида люстру в столовой, Эйлин вполне могла себе представить, как будет здесь угощать гостей. А гостиная была прямо-таки залита светом. Через гостиную можно было пройти к главному входу. Из выложенного плиткой вестибюля на второй этаж вела лестница с резными перилами. От площадки посередине лестницы ответвлялся еще один пролет вниз, в небольшую комнатку, — там можно устроить что-то вроде читальни, а рядом — кабинет Эда, с окном-эркером и встроенными книжными шкафами.

Глория эффектным жестом распахнула створки входной двери, и в дом хлынул солнечный свет. Слева от крыльца, за полусгнившей деревянной оградой, улица, описывая широкую дугу, сворачивала в сторону Палмер-роуд — широкой автомагистрали, которой дом был обязан своим импозантным почтовым адресом.

Стоя на крыльце, Эйлин представляла, как гости входят через большие кованые ворота и по вьющейся тропинке поднимаются к дому. А там начинаются шумные приветствия, объятия, гости вручают хозяевам подарки, торты, бутылки с вином... Эйлин оглянулась: Коннелл стоял в гостиной у окна, окутанный неземным сиянием, напоминая средневековый портрет ребенка из аристократического семейства. Сейчас, как в тигле, выплавляется его судьба. Перспективы уже сужаются, поначалу едва заметно, и нужно скорее спасать то будущее, о котором она мечтала, — где Эд безмятежно трудится у себя в кабинете, вырабатывая научные гипотезы, а она, Эйлин, ведет дом, принимает гостей и вообще выполняет обязанности матриарха уважаемой семьи. В декорациях этого дома пройдет весь второй акт их совместной жизни, и символом будущего стал образ Коннелла, задумчиво глядящего в окно.

— Что скажете? — спросила Глория.

Минуту она выбрала точно. Отвечать вслух не требовалось.

Риелторша повела их вверх по лестнице, словно жених — счастливую новобрачную к супружескому ложу.

— Я сперва покажу вам гостевые комнаты, а потом уже хозяйскую спальню.

Первая комната оказалась такой огромной, что в ней свободно поместилась бы нынешняя детская Коннелла плюс гостевая и еще осталось бы место.

— Здесь могла бы быть твоя комната, — сказала Эйлин.

— Здорово!

Коннелл прошелся вдоль стен, словно кот, который метит свою территорию. Заглянул в стенной шкаф, потом улегся на полу, раскинув руки и ноги. Эйлин не удержалась от смеха:

— Вставай! Ты что?

— Ничего-ничего, — сказала Глория. — Тут есть где порезвиться.

— Здесь можно самолет посадить! — крикнул Коннелл.

— Разве что вертолет, — улыбнулась Глория.

— Дом, конечно, большой... — начала Эйлин осторожно.

На какую, интересно, «чуточку» цена превышает названный ею предел? Что ж, если сумма окажется вне ее возможностей, по крайней мере на этот раз Эйлин не виновата.

— Вы еще главную спальню не видели!

— Меня беспокоит цена.

— Вы сказали, что готовы потратить четыреста тысяч. В крайнем случае — пятьсот.

— В самом крайнем.

Они говорили вполголоса, выйдя в коридор.

— Этот дом стоит пятьсот шестьдесят.

— Разница довольно большая. — Эйлин старалась не выдать разочарования.

— Не такая большая, если учесть, что после ремонта цена поднимется. Тогда будет три четверти миллиона, минимум.

В голосе Глории звучало легкое нетерпение, словно они обсуждали произведение искусства и ей не хотелось его марать разговорами о деньгах.

— Правда, имеются некоторые подводные камни.

— Вот как...

— Не такие уж серьезные. Ваш муж своими руками по дому что-нибудь делать умеет?

Эйлин вспомнила Эда в гараже и валяющиеся вокруг инструменты, словно раскиданные взрывом. Все свои знания о различных работах по дому он почерпнул из книг — зато если уж возьмется что-нибудь изучать, научится обязательно. Как-то в коридоре случилось короткое замыкание.

— Если я способен защитить диссертацию, то уж неисправную электрическую цепь как-нибудь одолею, — заявил Эд.

И в самом деле все исправил. Правда, эти домашние подвиги стоили ему тяжелых усилий и выматывали до предела.

— Умеет довольно неплохо, — сказала Эйлин. — А что?

— Этот дом был выставлен на продажу больше года назад. Затем его переоценили заново. Тогда и снизили цену.

— А что с ним не так?

— Его залило. Тут двойная проблема. Во-первых, дом стоит у подножия холма, сверху по склону постоянно стекает вода. А почва каменистая, так что деваться воде некуда, она вся скапливается здесь. Вдобавок прошлой зимой прорвало трубы и подвал затопило. Там требуется серьезный ремонт, плюс нет гарантии, что не протечет снова. В течение ближайших пары лет необходимо заменить крышу. Расходы немалые, но если вы сможете своими силами отремонтировать, то считайте, что дом вам даром достался.

— Муж справится, — сказала Эйлин.

Физический труд пойдет ему на пользу. Эйлин уже так и видела, как он, в футболке и джинсах, прихлебывает пиво из банки, положив бейсболку себе на колени и утирая лоб.

— А теперь посмотрим вашу спальню! — объявила Глория.

Оставив Коннелла в первой комнате, они пошли дальше. По пути заглянули еще в две небольшие комнатки и ванную с зеркалами в обрамлении лампочек, словно в артистической уборной. Унитаз скромно прятался за дверью матового стекла.

При хозяйской спальне имелась гардеробная — размером с их нынешнюю гостевую комнату. Эйлин мгновенно высмотрела себе уютный уголок, где можно поставить диван или пару кресел. Спальня тоже выходила на солнечную сторону, и притом окно не заслоняли деревья. В такой комнате невозможно думать о плохом.

Вот уже несколько лет, как их с Эдом отношения в спальне слегка омрачились. Появилась какая-то неуверенность, словно каждый заново узнавал тело другого. Требовалось внести нотку эксперимента, игры. Если они увидят друг друга обнаженными при ярком солнечном свете — быть может, что-то изменится.

Обои пузырились и отслаивались по краям. И с разводами на потолке в углу надо было что-то делать, но об этих частностях можно подумать потом, когда появятся время и деньги.